Георгий Яковлев - Реликтовая роща

Георгий Яковлев

Реликтовая роща

— Ну вот, мы почти на месте, — сказал Ладуха, провожая глазами вертолет, который улетал вдоль долины к близкому побережью.

Павлухин вытер рукавом вспотевший лоб и присел на траву.

— Далеко еще? — спросил он.

— Не очень. Километров шесть.

Геолог к тому времени уже вытащил из рюкзака закопченный чайник, по пачке сахара и чая, набрал поблизости сухих веток и разжег маленький костер. Только потом неожиданно добавил:

— Шесть — это по карте, в натуре всегда выходит больше.

Он взял чайник и, осторожно ступая по высокой траве, ушел к ручью, протекавшему совсем рядом, в каком-нибудь десятке метров. Через минуту вернулся, повесил чайник над огнем.

— Жарко, — расслабленно сказал он. — Неплохо бы искупаться. Тут рядышком в ключе есть хорошая ямка, вода студеная.

Он помолчал, предлагая Павлухину оценить всю прелесть купания в ледяной воде, и с сожалением закончил:

— Но это удовольствие мы оставим на потом. Не стоит расслабляться перед дорогой. А пока можно и позагорать.

Он через голову стащил с себя рубашку, и Павлухин увидел, какой геолог загорелый, почти коричневый, с сильными, слегка покатыми плечами и крепкой круглой головой.

Ладуха поймал заинтересованный взгляд Павлухина и усмехнулся:

— Если бы не бегал по сопкам, давно растолстел бы до неприличия.

— Бег ради жизни…

— А как же! Но не только. Тут целый комплекс побуждений. Кстати, если хочешь, я не прочь удовлетворить твое любопытство.

— Потом, — отказался Павлухин, испытывая некоторое удовольствие от этой маленькой мести за то, что Ладуха до сих пор ничего толком ему не рассказал и не объяснил, а на прямые вопросы только отмалчивался или придумывал для себя неотложные дела. Чтобы сменить тему разговора, он спросил: — Это старый лагерь?

— Точно. Лет десять назад тут стояли геологи, Разведка. Искали золото. Дальше увидишь.

Жарко и тихо было вокруг, ни ветерка и ни единого облачка на небе; только на востоке что-то едва туманилось, зыбкое и нереальное, как мираж, да где-то вдалеке пророкотало неуловимо и стихло, — должно быть, пролетел самолет. В сон клонило невыносимо. Сквозь полуприкрытые веки Павлухин осматривал незнакомые места, и мысли его были неспешны и спокойны. Любопытно, как здесь жили геологи десять лет назад? Горы, солнце и воздух. Как это не похоже на города, и как гармонирует этот мир с человеком! Как безнадежно далеко ушли мы от дикой природы и как легко и привычно возвращаемся в ее лоно — при условии, конечно, что мы вооружены последними достижениями цивилизации. И тащим с собой дурные привычки, и бездумно калечим, безмерно истощаем свое пастбище…

— Что, разморило? — услышал он сквозь дрему и поднял отяжелевшую голову, Ладуха протягивал ему эмалированную кружку с дымящимся очень крепким чаем, — Ничего, сейчас взбодримся чайком и пойдем дальше, как по асфальту…

Они так и вышли на лесную дорогу: Ладуха с рюкзаком, Павлухин — с полевой сумкой через плечо, и пошли по еще теплому, влажному перегною, мягко пружинящему под ногами. Павлухину вдруг невыносимо захотелось разуться и пройтись босиком по этой дороге, потом по росистой траве, потом по воде, чтобы повторилось все то полузабытое, что было в детстве. Он вздохнул и спросил:

— Не пойму, зачем расковыряли дорогу?

— Разве я тебе не говорил? — удивился Ладуха. — Будем разрабатывать это месторождение, время пришло. Пять дней назад тут прошел бульдозер, скоро забросим сюда технику, сделаем доразведку, в общем, займемся вплотную…

Павлухин прислушался к дороге — она благоухала. Ноздри будоражил волнующий полузнакомый запах перегноя, тонкий аромат цветущей черемухи, сладкий привкус грибов и десятки других неопределимых запахов, которыми были насыщены земля и воздух горной долины… Откуда-то из кустов, из-под ног вдруг запрыгали, словно обезумев от горя и ненависти, жесткие, будто костяные, кузнечики, таранившие животы двух пешеходов. Могучий шмель басовито гудел, постепенно нагнетая звук до самых высоких тонов, свивая траекторию своего полета в тугую спираль, чтобы там, в самой последней точке, единым безошибочным ударом намертво поразить самонадеянного «гомо».

«Так оно и есть, — подумал Павлухин. — В данный момент мы враги…»

Бульдозер содрал верхний густонаселенный слой давно заброшенной дороги и разрушил миллионы благоустроенных гнезд насекомых, натоптанные тропки, пастбища и места охоты, — целая экологическая ниша была сметена с лица земли, растоптана мимоходом.

Павлухин отломил сухой прошлогодний стебель травы с метелочкой и, помахивая им перед собой, стал отгонять мошкару, слишком нахально лезшую в лицо, Он грустно усмехнулся своим мыслям и покачал головой. Если бы природа научилась мстить немедленно и целенаправленно, мы скорее бы поняли гибельность потребительского отношения к ней, вред недомыслия и жадности… Он прихлопнул на животе кузнечика и, зажав его в кулаке, послушал, как тот упрямо царапается, пытаясь выбраться на волю. Кузнечику было жарко и тесно, но он был настойчив и неутомим,

— Ну, лети, — сказал ему Павлухин и разжал кулак.

— Что там? — не оборачиваясь, спросил Ладуха.

— Да так, кузнечик… ничего особенного. Может быть, расскажешь между делом об этом месте?

— Давно пора, — с готовностью отозвался геолог, — Не могу больше злоупотреблять твоей доверчивостью.

Павлухин сдержанно и смущенно засмеялся:

— Ты знаешь, я даже на время забыл, зачем мы сюда прилетели. Ошарашило.

Ладуха недовольно хмыкнул, предупреждая поток восторгов, который, судя по всему, собирался излить на него Павлухин. Но тот, видимо, был поглощен новыми мыслями либо оказался более сдержанным, чем выглядел, — во всяком случае, промолчал. Это приятно удивило геолога, и он снисходительно проговорил:

— Да, недурно спланирована наша планета,

И тут же получил то, чего так опасался.

— Еще бы! — с воодушевлением воскликнул Павлухин. — Теперь я понимаю, зачем геологам романтический ореол. Все привыкают к мысли, что вы тут на каждом шагу подвергаетесь смертельной опасности. Невероятно! Если бы люди знали правду, они бы бросили опостылевшие города и толпами ринулись в тайгу, чтобы стать первопроходцами, купаться в славе и получать деньги за турпоходы в курортной зоне.

Это было здорово сказано: дифирамбы наоборот. Ладуха пытался сдержаться, но не сумел — сухо и язвительно сказал: