Роджер Желязны - Приди ко мне не в зимней белизне

Роджер Желязны

Приди ко мне не в зимней белизне

Она умирала, а он был самым богатым человеком в мире, но не мог купить для нее жизнь. И потому сделал, что мог, — построил дом. Единственный в своем роде, каких еще никогда не было. Ее перевезли туда в машине «Скорой помощи», а затем десятки фургонов доставили мебель и прочие вещи.

Они были женаты немногим больше года, и тут ее сразила болезнь. Специалисты покачивали головами и назвали болезнь ее именем. Они давали ей от шести месяцев до года, а затем удалялись, оставляя рецепты и запах антисептических средств. Но он не был побежден. Такая обыденность, как смерть, не могла его победить.

Ведь он был гениальнейшим из физиков, когда-либо работавших в АТТ до этого года Господня и президента Фаррара одна тысяча девятьсот девяноста восьмого.

(Когда ты с рождения неимоверно богат, тебя преследует ощущение личной никчемности, а потому, лишенный радостей изнурительного труда и нищеты, он принялся трудиться над собой. И сотворил из себя неимоверно ценную личность — величайшего физика, какого только знал мир. Ему этого было достаточно... пока он не встретил ее. Тогда он захотел гораздо большего.)

Ему не требовалось работать для АТТ, но он извлекал из этого массу удовольствия. В его распоряжении было сложнейшее уникальное оборудование, чтобы исследовать область, особенно его интересовавшую, — Время и его убывание.

Он знал о природе Времени больше, чем кто-либо когда-либо живший на Земле.

Можно было сказать, что Карл Мейнос — это Хронос, Сатурн, сам Отец Время, ибо даже его внешность была такой: длинная темная борода и гибкая, похожая на косу трость. Он знал Время так, как не знал до него ни один человек, и обладал силой, волей и любовью, чтобы заставить его служить себе.

Как?

А дом? Он сам его спланировал. Добился, чтобы строительство завершилось менее чем за шесть недель, и единолично уладил для этого забастовку.

Что же особенного было в этом доме?

В нем была комната, такая комната, подобных какой не существовало нигде и никогда.

В этой комнате Время пренебрегало законами Альберта Эйнштейна и подчинялось законам Карла Мейноса.

В чем заключались эти законы, и чем была эта комната?

Если отвечать в обратном порядке, то комната была спальней его возлюбленной Лоры, страдавшей лорамейносизмом — поражением центральной нервной системы, названным ее именем. Болезнь была чудовищно разрушительной: четыре месяца спустя после установления диагноза ее ожидал паралич. Через пять месяцев она ослепнет и лишится речи, а через шесть месяцев или самое позднее через год — умрет. И она жила в спальне, куда не было доступа Времени. Она оставалась живой там, пока он работал и боролся за нее. Возможно, это было потому, что каждый год снаружи был равен неделе внутри. Так устроил Карл, и работа оборудования обходилась ему в восемьдесят пять тысяч долларов в неделю. Но она останется жить и вылечится, во что бы это ему ни обошлось, хотя его борода изменялась с каждой неделей, которую проживала она. Он нанял специалистов, создал фонд для поисков средства от ее болезни, и каждый день он чуточку старел. Хотя она была моложе его на десять лет, разрыв в их возрасте быстро увеличивался. И все же он работал, чтобы затормозить ее комнату еще больше.

— Мистер Мейнос, ваш счет теперь достигает двухсот тысяч долларов в неделю.

— Я буду платить, — ответил он представителю энергетической компании. Год теперь равнялся в спальне только трем дням.

И он приходил туда и разговаривал с ней.

— Сегодня девятое июня, — сказал он. — Утром, когда я уйду, наступит Рождество. Как ты себя чувствуешь?

— Немножко трудно дышать, — ответила она. — А что говорят доктора?

— Пока ничего, — сказал он. — Они работают над твоей проблемой, но пока решение еще не намечается.

— Я так и думала. Наверное, его никогда не найдут.

— К чему такой фатализм, любимая? У всякой проблемы есть решение, а времени предостаточно — столько, сколько понадобится...

— Ты принес мне газету?

— Конечно. Так ты не отстанешь от времени. В Африке была коротенькая война, и на сцене появился новый кандидат в президенты.

— Пожалуйста, люби меня!

— Я люблю тебя.

— Нет. Это я знаю. Займись со мной любовью.

Они улыбнулись на то, как она избегала определенных слов, а потом он разделся и занялся с ней любовью.

А после наступила минута истины, и он сказал:

— Лора, я должен объяснить тебе положение вещей. Мы пока ничего не достигли, но над твоей проблемой работают лучшие невропатологи и нейрохирурги мира. С тех пор как я запер тебя... как ты поселилась тут, был еще случай, и больной уже умер. Но они многое узнали благодаря ему и продолжают узнавать все больше. Я принес тебе новое лекарство.

— Рождество мы проведем вместе? — спросила она.

— Если хочешь.

— Значит, проведем.

Он пришел к ней в сочельник, они украсили елку и развернули подарки.

— Ну и поганое же Рождество без снега, — сказала она.

— Такие выражения в устах дамы!

Однако он принес ей снег, и рождественское полено, и свою любовь.

— Я ужасна, — сказала она. — Иногда я самой себе невыносима. Ты делаешь все, что в твоих силах, но ничего не получается, и я терзаю тебя. Прости.

Роста в ней было пять футов семь дюймов, черные волосы. Черные? Абсолютно черные, до синевы, и розовые губы, совсем особенные — два прохладных коралла. Глаза напоминали безоблачные сумерки, когда угасающий день начинает голубеть. Руки у нее дрожали при каждом жесте, но жестикулировала она редко.

— Лора, — сказал он ей, — они работают, пока мы сидим тут. Ответ — излечение — придет со временем.

— Я знаю.

— Но ты думаешь, хватит ли времени. Его достаточно. Ты буквально застыла в неподвижности, пока снаружи все мчится вперед. Не тревожься, будь спокойна, Я верну тебя в мир.

— Знаю, — сказала она. — Просто иногда я... я отчаиваюсь.

— Не надо!

— Это от меня не зависит.

— О Времени я знаю больше, чем кто-либо... Оно есть у тебя, оно на твоей стороне. — Он взмахнул тростью, как саблей, обезглавливая розы, которые росли у стены. — Мы можем потратить столетие, — сказал он торопливо, словно избегая потерять лишний миг, — и с тобой ничего не случится. Мы можем спокойно дожидаться ответа, который обязательно получим. Если я уеду на несколько месяцев, для тебя и дня не пройдет. Не тревожься! Тебя вылечат, и мы опять будем вместе, и дни станут еще более солнечными... Ради Бога, не тревожься! Ты же помнишь, что они объясняли тебе о психосоматической конверсии!

— Да. Я должна избегать чего-либо подобного.

— Вот и избегай. Я могу еще многое проделать со Временем, ну, например, полностью его заморозить. С тобой все будет хорошо, верь мне!