Герберт Уэллс - Армагеддон

Уэллс Герберт

Армагеддон

Герберт Уэллс

Армагеддон

Человек с бледным лицом вошел в вагон на станции Регби. Он двигайся медленно, несмотря на то, что носильщик торопил его. Впрочем, даже когда он еще стоял на платформе, я заметил, какой у него болезненный вид. Он со вздохом уселся в угол напротив меня, неловко попробовал закутаться в свой плед - и застыл, уставившись неподвижным взором в пустоту. Вдруг он почувствовал мой пристальный взгляд, посмотрел на меня, протянул свою безжизненную руку за газетой, опять поглядел на меня.

Я сделал вид, что читаю. Я боялся, что невольно обеспокоил его, и очень удивился, когда он вдруг заговорил.

- Простите,- сказал я,- что вы сказали?

- В этой книге,- повторил он, указывая худым пальцем на мою книгу,говорится о снах?

- Очевидно,- ответил я, так как это было "Толкование сновидений" Fortnum-Roscoe.

Он помолчал немного, как бы ища слов.

- Да,- сказал он наконец,- но они ничего не могут сказать вам об этом. Я его не сразу понял.

- Они ничего не знают,- добавил он. Я посмотрел на него внимательнее.

- Сны бывают разные,- продолжал он. Что можно было на это возразить?

- Я полагаю...- Он помедлил,- Вы видели когда-нибудь сны? Я хочу сказать - ясно, очень ясно.

- Я редко вижу сны,- возразил я.- Не знаю, случается ли мне видеть хотя бы три ярких сна за год.

- А-а! - протянул он, казалось, собираясь с мыслями.- Ваши сны не сливаются с вашими воспоминаниями? - спросил он кратко.- Это никогда не сбивало вас с толку? Было это с вами или нет?

- Почти никогда. Разве изредка являлось некоторое сомнение, да и то на короткое время. Я думаю, что это редко с кем бывает.

- А он упоминает об этом? - Незнакомец указал на книгу.

- Он говорит, что иногда это бывает, и объясняет все повышенной чувствительностью, но будто бы это встречается как исключение, а не как правило. Вы, наверное, знаете эти теории.

- Очень мало - только то, что они неверны.

Его бледная рука некоторое время играла оконным ремнем.

Я хотел опять взяться за книгу, но он торопливо заговорил, наклонившись вперед и почти касаясь меня:

- Бывают ли, как их называют, "сны с продолжением", которые снятся одну ночь за другой?

- Я думаю, что бывают. Такие случаи описываются во всех книгах о душевных заболеваниях.

- О душевных заболеваниях? Да. Я думаю, что там есть. Это самое подходящее место для них. Но что я хотел сказать? - Он посмотрел на свои костлявые пальцы.- Но всегда ли это сны? И сны ли это или что-нибудь другое? Может быть, это что-нибудь другое?

Я прервал бы его навязчивый разговор, если бы не напряженная тревога в его лице. Как сейчас вижу его встревоженные глаза, воспаленные, красные веки - вы, наверное, знаете такой взгляд.

- Я не настаиваю на своем мнении,- сказал он,- но это меня убивает.

- Сны?

- Если хотите, назовите это снами. Одну ночь за другой. Ярко, так ярко... Это,- он указал на местность, мелькавшую в окне,- кажется нереальным в сравнении с теми снами! Я едва помню, кто я, чем занимаюсь...Он остановился.

- Даже теперь сон еще длится, хотите вы сказать? - спросил я.

- Все кончено.

- То есть как?

- Я умер.

- Умерли?

- Раздавлен, убит, и теперь мое "я", как в том сне, мертво навсегда. Мне снилось, что я другой человек, живущий в другой части света и в другое время. Мне снилось это ночь за ночью. Каждую ночь я просыпался в другой жизни. Живые сцены, живые события, пока не настал конец.

- Пока вы не умерли?

- Пока я не умер.

- А с тех пор?

- Нет,- сказал он.- Благодарю Бога - это было концом сна...

Ясно было, что я от него не отделаюсь. К тому же у меня был еще целый час впереди, уже вечерело, а изучать "Толкование сновидений" было не очень интересно.

- Живете в другое время...- сказал я.- Вы хотите сказать, в другом столетии?

- Да.

- В прошлом?

- Нет, в будущем.

- Например, в году три тысячи...

- Не знаю, в каком году. Я знал во сне, то есть когда спал, но не теперь - не теперь, когда я бодрствую. Я многое забыл с тех пор, как проснулся, хотя и знал все, когда спал... Они называли года иначе, чем мы их называем... Как это они называли их? - Он прижал руку ко лбу.- Нет,сказал он,- я забыл.- Он слабо улыбнулся.

С минуту я боялся, что он мне не расскажет своего сна. Я обыкновенно не люблю слушать чужие сны, но тут было другое дело. Я даже помог ему.

- Это началось...- подсказал я.

- Все было жизненно с самого начала. Казалось, что я внезапно проснулся во сне. Странно то, что в тех снах, о которых я говорю, я никогда не вспоминал настоящей жизни. Казалось, что та жизнь во сне захватывала меня всего. Быть может... Но я вам расскажу, каким я себя вижу, когда стараюсь все вспомнить. Сначала - ничего ясного; потом, оказывается, я сижу в какой-то лоджии и любуюсь открытым морем. Я дремал - и вдруг проснулся бодрый и оживленный, совсем не сонный,- проснулся, потому что девушка перестала меня обмахивать опахалом...

- Девушка?

- Да, девушка. Не перебивайте, а то вы меня собьете.- Он вдруг остановился.- Вы не подумаете, что я сумасшедший? - спросил он.

- Нет,- ответил я,- вы видели сон, расскажите его мне.

- Я сказал, что проснулся и что девушка перестала обмахивать меня. Вы понимаете: я вовсе не удивился, что нахожусь там. Я не почувствовал внезапного перехода. Я это принял просто так, как оно было. Воспоминание об этой жизни, жизни двадцатого столетия, поблекло, исчезло как сон. Я все знал о себе, знал, что меня звали теперь Гедон, а не Купер, и знал свое положение в свете. Я многое забыл с тех пор, как проснулся,- в памяти большие пробелы,- но тогда все было ясно и логично.

Он опять замолчал, схватил ремень от окна, перегнулся и умоляюще посмотрел на меня.

- Вам не кажется это вздором?

- Да нет же! - воскликнул я.- Продолжайте. Скажите, что это была за лоджия?

- Это была не настоящая лоджия - не знаю, как это назвать. Она была мала и выходила на юг. Все было в тени, исключая полукруг над балконом, откуда видно было небо, море и угол, где стояла девушка. Я лежал на кушетке - это была металлическая кушетка с четкими полосатыми подушками,- девушка стояла ко мне спиной, облокотившись о перила балкона. Лучи восходящего солнца освещали ее щеку и ухо. Ее нежная белая шея, вьющиеся волосы на затылке и белые плечи были освещены солнцем, а гибкое изящное тело было в прохладной голубой тени. Она была одета... не знаю, как это описать... во что-то легкое, воздушное. Так она стояла предо мной, и я понял, как прекрасна и желанна она была, как будто я никогда ее раньше не видел. Когда же я вздохнул и приподнялся на локте, она обернулась...- Он остановился.- Я прожил на свете пятьдесят три года. У меня были мать, сестра, друзья, жена и дочери - все лица, игру каждого лица я помню, но лицо этой девушки - оно стоит как живое перед моими глазами. Когда я вспоминаю его, я вижу его перед собой, я мог бы нарисовать его. И все же... Он замолк, я тоже ничего не говорил.