Александр Щеголев - Пик Жилина

Щеголев Александр

Пик Жилина

АЛЕКСАНДР ЩЕГОЛЕВ

ПИК ЖИЛИНА

Прощальные стихи

на веере хотел я написать,

в руке сломался он.

Басе, сын самурая

ГЛАВА ПЕРВАЯ

- Консервы,- с сожалением констатировал таможенник.- Зачем они вам?

- Странный вопрос,- улыбнулся я.- Угадайте с трех раз.

Он укоризненно взглянул мне в глаза, вздохнул и ничего не ответил. Мой чемодан лежал перед ним на столе. Крышка чемодана была откинута, незамысловатый багаж одинокого путешественника выставлен напоказ. Я ощутил легкое раздражение.

- Надеюсь, мясопродукты не подлежат у вас повсеместному изъятию?

- Нет, конечно,- снова вздохнул таможенник, взял тонкими длинными пальцами одну из пластиковых банок и принялся ее брезгливо разглядывать.- Вам, наверное, опытные люди посоветовали взять это с собой?

Я развернулся на сто восемьдесят градусов и огляделся. Другие пассажиры, прибывшие тем же рейсом, свободно проходили через турникеты, не задерживаясь возле барьеров дольше обычного. Предъявить вещи к досмотру попросили меня одного.

- Вы тот самый Иван Жилин? - спросил он тогда меня в спину.

- В каком смысле "тот самый"?

- Вы указали в анкете, что по профессии писатель...

- Ах, вот из-за чего по отношению ко мне проявлена такая строгость.

- Честно говоря, да,- согласился таможенник, смутившись на секунду.- Я почему-то подумал, что вы - тот самый Жилин. Простите, если ошибся.

Понять, шутит он или нет, было непросто, поскольку взгляд его сосредоточенно шарил по моему чемодану, не участвуя в разговоре. Нормальный с виду парень, лет двадцати пяти. Форма очень шла его честному лицу, как и этот белый барьер, как и вся эта ситуация. Некоторые люди рождаются, чтобы быть стражниками, и ничего тут не поделаешь. Закончил училище, конечно, с отличием И, конечно же, не пьет и не курит, и с девушками, надо полагать, у него тоже все в порядке. Вот только мясные консервы почему-то невзлюбил.

- Что же вы памятку невнимательно, прочитали? - укоризненно спросил он, не поднимая глаз.- Алкоголь ввозить запрещено. Мне очень жаль.

- У вас многое изменилось,- сказал я, пытаясь показать, что эта новость ничуть меня не потрясла.- Здесь что, сухой закон?

- Нет, спиртные напитки разрешено продавать и даже производить. И, тем более, их можно употреблять.

- Еще бы! Что же тогда нельзя?

- Только ввозить.

- Всего две бутылки,- подмигнул я ему.- Друзьям. Они на меня обидятся, если я заявлюсь просто так, можно сказать, без повода. Они знают, что я никогда не заявляюсь без повода.

Он придвинул ко мне чемодан и произнес, испытывая явную неловкость:

- Можете сдать водку на хранение, а на обратном пути получите ее в целости. Прошу вас, товарищ Жилин. Вы только не волнуйтесь...

Волноваться не было причин, ведь порядок - он порядок и есть. Я собственноручно вытащил несчастные бутылки "Скифской" и поставил их на стол перед суровым таможенником. Анджей, конечно, не обидится, озабоченно думал я, даже полвопроса не задаст, ему достаточно меня самого, но, ей-богу, даже как-то стыдно, я ведь этой водкой просто хотел сделать ребятам приятное, показать, что до сих пор помню их вкусы, ведь мы семь лет не виделись, а семь лет назад, когда заварушка закончилась нашей общей победой, мы пили именно "Скифскую", именно Курского розлива, и Анджей с Татьяной, хоть и были принципиально непьющие, нагрузились до полного непотребства...

- Дарю,- сказал я таможеннику.- На обратном пути мне это уже не понадобится.

- Сейчас,- засуетился он,- я выпишу вам квитанцию.

- Лучше выпей за мое здоровье, дружок. Как я догадываюсь, ничего, кроме здоровья, ты в этой жизни не ценишь.

- И еще я обязан предупредить вас о том, что в анкете следует указать истинную цель визита, а также истинный род занятий.- Он оправил форму, хотя оправлять там было решительно нечего, он стряхнул с себя неловкость, как стряхивают прилипшую к пальцам паутину, и объявил: - У нас не лгут. Любая ложь в анкете - это основание для высылки,- и вдруг улыбнулся.- Если вы, к примеру, шпион, так и напишите - шпион...

Мы оба посмеялись, потому что теперь точно была шутка.

- А вы, значит, никогда не лжете? - спросил я - Вы лично?

- Даже по долгу службы.

- Как интересно. Сами не лжете, а другим не доверяете.

Я взял чемодан под мышку и пошел в коридор, а он с улыбкой произнес мне вслед:

- И все-таки вы похожи на памятник, товарищ Иван Жилин.

- Что? - я приостановился.

- Я уверен, что вы захотите жить иначе. Как и большинство людей, которые приезжают к нам. На площади стоит памятник, вы его обязательно увидите. Желаю вам здоровья.

Не люблю таможенников, думал я, преодолевая кондиционированное пространство вокзала. С их внешней правильностью, которая, как правило, только внешняя. Хотя здоровья он мне пожелал, по-моему, искренне. Какая сказочная наивность, думал я, проходя сквозь аркаду на привокзальную площадь. Нормальный человек не может всерьез воспринять обещание, будто бы за правду ничего не будет, какая бы она ни была, так на кого же они тут рассчитывают? Или сюда теперь ездят только ненормальные? Поистине, здешний рай для туристов сильно изменился, думал я, вдруг ощутив себя старым и даже устаревшим...

Невероятно пахло морем - как только и может пахнуть на привокзальной площади курортного города, продуваемого всеми ветрами, и запах этот есть первое, что обнаруживает странник, вернувшийся сюда после многих лет разлуки. Уже к вечеру я перестану его замечать, но сейчас, вытряхнутый из комфортабельной клетки скоростного поезда, .я был именно таким странником. И еще пахло пылью... Некоторое время я тупо принюхивался. Разладились уличные фоноры? Я удивлялся, пока не сообразил, что каменная мозаика пешеходной зоны, равно как и асфальт в центральной части площади, почему-то не были покрыты статиком. Южное солнце свирепело с каждой минутой, нагревая Землю, и пыль устремлялась с потоками воздуха вверх, в сторону Космоса. Прошла поливальная машина, освежая асфальт банальной водичкой. Пробежал Сосредоточенный молодой человек, шумно дыша носом, за ним - девушка. Красивые загорелые тела, широкие шорты и майки. Роскошный старик, обнаженный по пояс, делал на газоне гимнастику. Кроме этих чудаков, народу было мало. Город еще просыпался, пестрые группы людей наблюдались только возле стоянки кибер-такси и вертолетной площадки. Жизнь вокруг была вялой, блеклой, совсем не такой, как потоки бриллиантовых брызг из кранов поливальной машины.

Я осматривался, тщетно пытаясь разжечь в себе хоть искру сентиментальности. На крышах домов в противоположных концах площади имели место две гигантские надписи, которые, надо полагать, по вечерам горели огнем и которых, разумеется, раньше не было и не могло быть. Одна гласила: "ЦЕНА ЗДОРОВЬЯ - ЖИЗНЬ. ВСЯ ПРЕЖНЯЯ ЖИЗНЬ", другая: