Вольфрам Кобер - Война

Кобер Вольфрам

Война

Вольфрам Кобер

Война

Рота тащилась по тяжелой, разбитой дороге. То тут, то там виднелись затянутые тиной воронки, повалившиеся деревья, большие, иногда в человеческий рост, гранитные глыбы, заброшенные сюда неведомо какой прихотью природы. По обе стороны дороги - болота, и от них идет тошнотворный смрад.

Сеял дождичек. Его мелкие капельки жемчужинами скатывались по защитным комбинезонам идущих, попадая за воротник или на руки. Но никто не обращал на это внимания.

- Чтобы его черти разодрали, того, кто выдумал эту пытку! - выругался Эстебан. - Кости мои стали будто резиновые. Долго Ярдок собирается гонять нас по этой захламленной пустыне?

Эмиль бросил на Эстебана злобный взгляд. Ему до смерти надоело бесконечное нытье напарника, хотя он понимал, что это у Эстебана не от слабости. Одним рывком Эмиль перебросил тяжелый лазерный автомат с правого плеча на левое, но облегчения это не принесло: от тягот похода и левое плечо было все в ссадинах и пузырях.

- Эй вы, там сзади!

Командир прошипел свой приказ как змея, изготовившаяся к броску. Оба солдата вздрогнули. "Боже правый, - подумалось Эмилю, - не дай этому дьяволу выйти из себя, не то он замучает нас до смерти".

Все остальные - а осталось их в роте всего тридцать один человек - шли молча. Но Эмиль все-таки улавливал, как кто-то постанывает. Кайтель и Уорнер ранены. Сколько они еще смогут продержаться?

Эмиль крепче сжал свой лазер. "Придет день, когда подохнешь и ты, Ярдок. Может, даже завтра, в первом же бою кто-нибудь из нас прожжет лучом твою спину".

Спускались сумерки. Несмотря на заметное похолодание - как-никак близился вечер! - от всех шагавших остро пахло потом.

Не проронив ни звука, упал на дорогу Кайтель. Шедшие следом переступали через него. Когда Эмиль поднял ногу, чтобы сделать то же, в нем шевельнулось что-то вроде жалости. Он остановился, наклонился над упавшим.

Ярдок - сам дьявол во плоти. Он уже давно тешился мыслью, что кто-то из раненых не выдержит. Чутьем хищника он уловил звук от падения тела Кайтеля, застыл на месте, а потом сделал несколько шагов в обратном направлении. Увидев Эмиля, мгновенно, не раздумывая, ударил его прикладом автомата по почке, а когда тот упал, снял автомат с предохранителя и направил его на обоих, лежащих на земле.

- Встать! Марш!

В его голосе звучало неприкрытое торжество садиста.

"Эмиль! - кричало все существо поверженного солдата. - Встань, иначе этот зверь тебя убьет!" И хотя дикая боль после удара, казалось, отняла у него все силы, он все-таки поднялся с земли, взял валявшееся рядом оружие и заковылял вслед за ротой. Обернувшись, сквозь прикрытые веки Эмиль увидел испепеляющий луч лазера и вычеркнул Кайтеля из своей памяти.

И тут появились истребители противника.

Реакция солдат была автоматической, они действовали без малейшего промедления - сказывались годы постоянных упражнений. Выхватили из заплечных мешков пропитанные особой смесью брезентовые накидки и словно окуклились. Ни на одном из экранов отражение их тел не появится, несмотря на инфракрасное излучение. Над ними пророкотала эскадрилья истребителей-амфибий. Послышались глухие разрывы химических мин.

Солдаты под накидками схватились за шприцы с антидотом, надели газовые маски, герметически отгородились от внешнего мира. По опыту они знали, что парализующее действие мин начнет ослабевать через два часа; на такое время воздействия инъекции хватит.

Эмиль понимал, что укол не спасает от мучений искусственного оцепенения. Мозг, этот сгусток духовной энергии, продолжал жить, мучительно искал выход, чтобы тело вновь обрело движение, но путь к организму был наглухо перекрыт действием инъекции.

Он судорожно силился преодолеть навалившийся на него страх; ужас отупляет мозг - это омерзительное состояние, которому, казалось, не будет конца. Если турбоконтеры, которые появятся вслед за истребителями, несмотря на принятые ухищрения, все же обнаружат их, на смену предвечному сну придет вечный, и умрут последние живые клетки мозга.

Но Эмиль ни о чем не жалел. Не раскаивался. Он только ненавидел. Ненавидел противника. Ненавидел Ярдока, который уже учитывал эту ненависть в своих планах и знал, что она делает человека бессердечным, подгоняет, подстегивает его, позволяет легче переносить ужасы боев и прочие страсти. Ненависть заглушала все остальные, более гуманные, более человеческие движения души.

Сколько длилась эта пытка, Эмиль не мог бы сказать. До той секунды, когда острая боль в коленных суставах подсказала ему, что действие инъекции ослабевает, прошла, похоже, целая вечность. Под накидкой нечем стало дышать, хотелось освободиться от нее, но пальцы не повиновались. Он со стоном повалился на бок, его скрючило, потом стошнило.

Из беспамятства Эмиля вывел чей-то пинок.

- А ну выползай!

Ярдок.

Эмиль с удивлением заморгал при виде темного, цвета спелой вишни, солнца, недвижно повисшего над верхушками деревьев на далеких горах. Прошло несколько секунд, прежде чем он пришел в себя от изумления:

- Солнце... - проговорил он. - А ведь была ночь...

Ярдок так и прикипел к нему своими зелеными глазами, смерил с головы до ног и сказал с отвращением:

- Свинья! Ты весь в блевотине. И с такими трусами мы должны победить! Чтобы через три минуты привел себя в порядок, не то я загоняю тебя так, что сам себя в зеркале не узнаешь!

Подошел командир.

- По данным компьютера, из окружения удалось вырваться пятнадцати таким группам, как наша. Противник немедленно перебросит сюда силы с других участков, чтобы заманить нас в еще один котел. Есть два варианта. Либо мы несколькими быстрыми переходами доберемся до сборного пункта, выбранного компьютером, либо будем действовать на свой страх и риск. До возможного контрнаступления наших войск по крайней мере три дня.

- Я за то, чтобы взять заложников, - ответил сержант Лебоб, оскалив зубы. - Немного развлечься было бы не худо.

И ухмыльнулся в ожидании ответа. Остальные согласно кивнули.

Один Геллерт позволил себе полюбопытствовать:

- А что компьютер говорит насчет этого феномена со временем? Укола-то хватает всего на два часа, а сейчас, глядите, - он указал на солнечный диск, - снова вечер.

- Черт побери, а ведь он прав, - пробормотал кто-то из стоящих рядом с Геллертом.

Никто никогда не видел, чтобы Ярдок терял присутствие духа. В сложных, запутанных ситуациях он предпочитал расчету цинизм и жестокость, он гнал людей вперед, ничего не объясняя. На все вопросы у него всегда находился ответ. На сей раз он не произнес ни слова. И лишь после долгой паузы произнес: