Анатолий Шалин - Футурия

Шалин Анатолий

Футурия

Шалин Анатолий

Футурия

Мужичонка, торгующий саженцами на привокзальной площади, показался Калкину типичным, если не бомжем, то уж пьянчугой без определенного рода занятий. Его припухлый, морковного оттенка нос, седые космы, торчащие во все стороны из-под плохо заштопанной вязаной шапочки, потрепанный спортивный костюм и болоньевая куртка образца начала семидесятых годов говорили опытному глазу Степана Романыча о многом и никак не внушали доверия к их обладателю, поэтому Калкин уже собрался было проследовать мимо этого сомнительного продавца, когда был остановлен просительным голосом последнего:

- Э, гражданин, вижу, что садовод, и опытный в этом деле, купите пару саженцев, есть вишня, слива, смородина - элитные сорта, все из питомника.

Калкин остановился и добродушно улыбнулся.

Знаем мы ваши элитные сорта, - подумал он, - где-нибудь здесь рядом в придорожных зарослях надергал и теперь ищет простаков.

Сам Калкин не раз бывал в шкуре такого простака, так, например, приобрел он прошлой осенью все на этой же площади у какой-то бабуси саженцы, тоже элитные, сливы и облепихи. Слива оказалась юным тополем, а облепиха дичком. И подвергаться очередному надувательству ему совсем не хотелось, однако до подхода электрички оставалось еще минут пятнадцать, можно было и побродить по торговым рядам, обслуживающим отъезжающих дачников, огородников и садоводов, и даже поболтать с торговцами.

Обозрев лежащие перед мужичонкой хилые побеги, Степан Романыч поморщился и с видом знатока отрезал:

- У меня этого добра у самого на участке хватает. Ничего интересного не нахожу!

- Как! - возмутился мужичонка. - А элитная груша! Сорт "бергемот австрийский", а слива курильская?

- Нет, не надо, вот в Австрии своего бегемота и выращивай, а у нас Сибирь.

- Тебе же редкости нужны! Вот и предлагаю, не хочешь сливу, возьми вот это растеньице - экзотика, на бутылку готов спорить - ни у тебя, ни у твоих соседей такого нет, футурия! - и мужичонка поспешно сунул чуть не под самый нос Калкина глиняный горшок с каким-то розовато-голубовато-зеленоватым не то цветком, не то кактусом.

Степан Романыч пригляделся и в задумчивости почесал затылок - и в самом деле такого растеньица ему еще не попадалось: мясистый стебель и листья ажурными розеточками так замысловато закручивались и изгибались, что создавали какой-то праздничный разноцветный узор, отдаленно напоминающий сияющую украшениями новогоднюю елку. На Романыча вдруг повеяло теплом детских воспоминаний, вспомнились совсем уже было забытые праздники и лица, и на душе стало как-то спокойнее и веселее.

- Что это? - изумленно спросил Степан Романыч.

- Я же говорю "футурия", очень редкое растение, ни в одном ботсаду не найдешь. Бери, мужик, не пожалеешь, единственный экземпляр, сам из экспедиции привез.

- Так это, наверное, комнатное, в открытом-то грунте быстро загнется, видно же, что-то южное, а у нас, сам знаешь, климат суровый.

- Ни черта ему не сделается, я его на балконе забыл на всю зиму, думал, все - выбросить придется, а ничего - только сморщилось все и высохло, а как потеплело весной, пожалуйста, вновь набухло и листочки новые проклюнулись! Бери, даром отдаю, за двадцатку!

- Ничего себе даром, - возмутился Романыч. - да я на двадцатку полдюжины саженцев куплю, и еще сдача останется.

- Так это ж редкость, футурия, где ты еще такую найдешь?

Романыч прикинул, что найти такую действительно не просто, и, проклиная в душе свою мягкотелость, полез в карман за бумажником.

Рассчитавшись с продавцом и запихав горшок с растением в сумку, он услышал неразборчивый голос диспетчера, объявляющий прибытие электрички, и поспешно побежал на платформу, позабыв даже поинтересоваться, какого ухода требует приобретенное экзотическое диво.

Опомнился он уже в вагоне и поразился очередной своей глупости и тому, зачем он ее совершил.

Супруга, если пронюхает, что я за горшок с этим не то кактусом, не то папоротником выложил двадцатку, точно, меня сожрет с потрохами. Прямо гипноз какой-то, - размышлял Романыч, - и как эти жулики-торговцы умеют уговорить и всучить всякую ерунду! Уму непостижимо! И где же мне его посадить? На участке, пожалуй, не годится, надо будет домой везти и в комнате на подоконник поставить...

Впрочем, мысли эти недолго занимали Романыча, о своей опрометчивой покупке он быстро позабыл и не вспоминал до самой дачи, а уж там и вовсе было не до горшка с растеньицем. Возня с парниками, грядки и прочее так отвлекло Романыча от мыслей об экзотике, что, лишь собирая вещи перед возвращением в город и наткнувшись на свою покупку, он вздохнул и, прикинув, что впереди лето, тихонько высадил растеньице у ограды среди различных гладиолусов и прочих цветов, авось пообвыкнется, примелькается, глядишь, и жена оценит приобретенье и не станет досаждать с упреками.

Лето быстро набирало силу. Все вокруг цвело и благоухало. Травы и сорняки росли не по дням, а по часам и даже по минутам, а непрерывная изнурительная борьба с ними, причем без всякой надежды на успех и веры в конечную победу, совсем измотала Романыча, и он частенько присаживался на скамеечку перед домиком, закуривал сигарету и мысленно проклинал все свои садоводческие начинания и свою непутевую жизнь.

Изредка он поглядывал на росшую у забора футурию - растение вполне прижилось и чувствовало себя, похоже, великолепно - появились новые ветви, молодые, сочные, ажурные листья и розоватые то ли бутончики соцветий, то ли ягоды усыпали и стебель, и боковые ответвления. Созерцания этого экзотического корнеплода как-то успокаивающе действовали на Романыча, да и супруга его, как заметил Калкин, в непосредственной близости от футурии становилась более доброжелательной и даже, чего уж Романыч за своей старухой не замечал лет двадцать, нежной и вроде бы даже какой-то застенчивой. Поначалу-то Романыч и не обращал внимания на эти странности в своем поведении и поведении окружающих в зоне произрастания футурии, но, когда однажды два пьяных и вполне обнаглевших подростка, буянивших на всю округу, вдруг прониклись смирением и некоторой слезой раскаяния опять же перед забором дачи Романыча, он задумался.

Что-то не то творится. Как-то эта футурия странно влияет на нас. Прямо как валерьянка или какое-то успокаивающее средство, и даже внутрь принимать не надо, успокаивает на расстоянии.

Будучи по натуре человеком любопытным, Романыч решил проделать кое-какие опыты с растением и определить хотя бы приблизительно зону его влияния на окружающий мир.

Он установил складной стул приблизительно в семи метрах от растения, уселся и стал посматривать по сторонам. Ничего особенного вокруг не происходило. Постепенно Романыч начал клевать носом и тут вдруг поймал себя на мыслях, ранее ему не свойственных.