Михаил Грешнов - Домой

Грешнов Михаил

Домой

Грешнов Михаил Николаевич

ДОМОЙ

- Смените кассеты на гелиографе Б-12. Завезете письма Сокольникову - они там ждут не дождутся. Что еще?.. - Степанов тер подбородок, придумывая, что еще поручить Гурьеву. Под пальцами у него скрипело - подбородок требовал немедленного бритья. Впрочем, утро только что началось - хмурое ветреное марсианское утро. В соседней комнате в спальных мешках зоревали Беряари и Базилевич - геолог и химик, приехавшие вчера с отчетами. - Да... - продолжал завбазой, - будьте осмотрительны на дороге Тушинского канала. - Гурьев знал, что дороге не меньше двух миллионов лет. - Ну, пока все, - Степанов перестал тереть подбородок. - В добрый путь!

Гурьев повернулся и вышел, оставив начальника за отолом, заваленным кипами бумаг, образцами пород, камнями, обтесанными кем-то в незапамятные марсианские времена. Последним, что видел Гурьев, прикрывая дверь кабинета, было усталое осунувшееся лицо Степанова, руки, лежавшие на столе, как показалось Гурьеву, в нерешительности: за что браться.

Кассеты подготовлены с вечера, перенесены в вездеход, поэтому Гурьев сразу вошел в кессон, натянул скафандр и снизил давление до наружного, почти до нуля, - атмосфера на Марсе составляет сотые доли земной. Когда компрессоры, отсосав воздух, заглохли,

Гурьев вышел наружу - в красноватый туман и вечно не прекращавшийся ветер. Марс не нравился Гурьеву. Что тут может понравиться - ветер, песок, холод?..

Проводив Гурьева, Степанов с минуту медлил: с чего начать. Анализы почв, астрономическая, ареофизическая, биологическая информация, образцы пород, первые слитки кадмия Марс начал давать продукцию, - все это ждало отправки. Корабли на Землю стартуют сегодня в двадцать часов по местному времени. Задержать их можно часа на полтора, на два (и то в крайнем случае), а работы... Подписать, проследить, подтолкнуть, утрясти - руководящая толкотня достигнет сегодня апогея. Так всегда в дни отлета. Какое там бритье! - Степанов опять потер подбородок. Взгляд его упал на кучу докладных, накладных, приказов, в которых разобраться надо было немедленно. И он стал разбираться.

Подписывая бумаги, механически отметил рев вездехода. "Пошел..." - сказал про себя Степанов и углубился в метеосводку, в которой вчера заметил неточность - надо исправить.

В смежной комнате зашевелились, закашляли - просыпались Бернари и Базилевич.

- Иван, - сказал Базилевич, - ты передал сынишке бутоны?

- Нет еще, - ответил Бернари.

- С кем передашь?

- С Поляновым.

- Я тоже передам вязочку - с Гринем.

- Как хочешь, - согласился Бернари. - Можно и с Гринем...

Вывозить с Марса что-либо без разрешения запрещено. Но все равно вывозили - разве за всем уследишь? Вот и сейчас Степанов слышит сговор сотрудников. Однако не пойдешь и не скажешь: "Запрещаю", - Бернари и Базилевич работают в песках, не покладая рук и не требуя выходных. Никто на Марсе не требует выходных. А бутонов кругом - хоть греби лопатой: окаменелости вроде земных белемнитов... До сих пор не разгадано: фауна это Марса или окаменелая флора. По форме - бутоны цветка, а может быть, они плавали или летали в воздухе. Биологи за них еще не взялись; есть, говорят, задачи поинтереснее. А что на Марсе не интересно?..

Сверяя метеосводки, Степанов прислушивается к разговору друзей.

Говорит Бернари:

- Паршивое это место - расселина Крага.

- А... - отзывается Базилевич.

- На дне ее почва органического происхождения. Гумус.

- Нанесло ветром, - предполагает Базилевич.

- Ветром... - повторяет Бернари скептически. - Знаешь, что там нашли?

- Что?

- Вот...

Минутная пауза - видимо, Базилевич что-то рассматривает.

- Дробь? - наконец спрашивает он.

- Да, брат, самая настоящая, - отвечает Бернари.

- Только чуть покрупнее.

- Покрупнее.

- И ты думаешь?.. - спрашивает Базилевич.

- Не я думаю, - возражает Бернари. - Все так думают картечь.

Базилевич свистит сквозь зубы:

- Значит, и у них...

- И у них...

- А гумус? - спрашивает Базилевич.

- Прикинь, - отвечает Бернари, - как в гумус может попасть картечь?..

Зазвонил телефон. Говорили с космодрома - тоже подгоняли Степанова. Начальник базы отвлекся от Бернари и Базилевича.

Когда он положил трубку, геолог и химик в соседней комнате заканчивали умываться, готовились к завтраку. Но разговор их еще не стерся в памяти Степанова.

Заведующий базой знал о картечи. И о войнах, потрясавших Марс миллионы лет назад, тоже знал. Загадки здесь не было.

Если говорить о загадочном, то оно в другом. В таинственных кратерах, обнаруженных и исследованных Степановым. Кратеры квадратные, с закругленными углами, с почвой, выжженной вокруг них, до сих пор не потерявшей радиоактивности. Кратерам двенадцать-тринадцать тысяч лет - это подтверждает радиологический метод.

Две квадратные воронки отлично видны на фото, снятых со спутника: из-за меньшей плотности атмосферы спутники летают здесь ниже, чем на Земле. Первое, что пришло Степанову в голову - и засело накрепко в голове, - это предположение, что здесь стартовали космические корабли. Только дюзы, расположенные симметрично, могли дать четырехугольный кратер с плавными закруглениями по углам. Нечто подобное остается на почве после старта земных кораблей. Конечно, все можно объяснить естественными причинами: и воронки - кратеров на поверхности Марса тысячи, и закругленные углы: обыкновенная эрозия почвы. Однако... Могли быть и искусственные причины. Присутствие землян - тому свидетельство: появились карьеры, поселки и следы старта ракет в пустыне, когда не было еще космодрома.

Одно смущает Степанова: пришельцы были недав но - что такое тринадцать тысяч лет по сравнению с миллионами лет марсианской истории? Однако иных следов, кроме старта, инопланетчики не оставили. Спрашивается - почему? Да и воронки странные: как будто с планеты стартовали сразу, на полной мощности двигателей - почву буквально вырвало из-под дюз. Что за поспешность? Неисправность двигателей? Может быть, бегство?..

Степанов и сейчас думает о странных кратерах - бумаги еще не все подписаны. Но спохватывается, кладет перед собой докладные.

Гурьев ехал пустыней, медленно перебирая педалями: в машине надо быть. уверенным в любую минуту - это не Земля, мастерских по пути еще не поставили.

Гурьев воспринимал Марс по-своему: планета наводила на него скуку. Однообразные пустыни, фиолетовый небосклон, крошечные, быстро бегущие луны, словно их швырнули, раскрутив, из пращи, - все было чуждо Гурьеву. Может быть, потому, что он не привык? Работает чуть больше года. Нет, Гурьев чувствовал, что он слишком земной, чтобы ко всему этому привыкнуть. Степанов - другое дело. Степанов здесь двадцать лет, для него кругом все свое; база, поселки. Степанов - энтузиаст, вздыхает про себя Гурьев, а я попал не в свою тарелку.