Любомир Николов - Лес

Любомир Николов

Лес

Фантастический рассказ

Влажную песчаную почву сотрясали близкие и далекие взрывы, сливаясь с ревом самолетов, бороздивших почерневшее небо. Где-то вдалеке полыхали танки и каркасы автомобилей, маленькие, почти игрушечные, фигурки бежали к морю, а небо осыпало их воющим потоком бомб и снарядов. Без устали, будто соревнуясь друг с другом, лупили пулеметы и автоматы. У Дюнкерка погибали последние английские солдаты. Тяжелый, удушливый запах пороха стягивал горло. Больше всего на свете мне хотелось сейчас, зажав ладонями уши, швырнуть свое тело в самый укромный уголок свежевырытого окопа. Я уже собрался было так и сделать, но пальцы Глассермана вцепились мне в плечо. Боль, вызванная этой железной хваткой, отрезвила меня, даже страх как будто поубавился.

— Не паникуй, дружок! — голос его едва угадывался сквозь адский шум. — Давай за мной, вдоль траншеи!

Глассерман развернулся и, низко пригибаясь, побежал вперед. Я последовал за ним, то и дело спотыкаясь о каски, вещмешки, винтовки, спутанные провода полевой связи, о разбитые ящики, шинели…

Слава Богу, трупов не было. И на том спасибо. Широкая спина Глассермана покачивалась в нескольких шагах передо мной. Было что-то успокоительное в его массивной фигуре. Он уже не пригибался и вышагивал в полный рост. И как его до сих пор не приметила какая-нибудь шальная пуля? От этих мыслей мне становилось не по себе.

Траншея кончилась и мы вышли на открытое место, припустив по жухлой траве меж дюн. За песчаными насыпями я ощущал себя увереннее, здесь можно было передвигаться уже не пригибаясь. Но главное, что я больше не видел картин безумной сечи. Хотя, возможно, я просто стал привыкать к этому зрелищу.

Глассерман остановился так резко, что я едва не впечатался в его спину. Из-за пробитой снарядом походной кухни выскочил низкорослый плечистый центурион в начищенной бронзовой броне. Широкий оперенный шлем был надвинут до бровей. Короткая туника оставляла открытыми его ноги, защищенные наколенниками из тонких бронзовых же пластин. Одну сандалию он где-то потерял, и из пореза на пятке сочилась кровь. Закрыв меня своей могучей спиной, Глассерман медленно попятился назад. Центурион, хищно оскалившись, вскинул короткий широкий меч. Я впервые видел, что меч, оказывается, можно держать за лезвие, как кинжал. Очевидно, что против этого профессионального убийцы у Глассермана не было ни единого шанса, и я готов был уже броситься наутек, когда воздух разрезала длинная автоматная очередь. Центурион рванулся вперед, пошатнулся и рухнул на колени. Из-за ближайшей дюны вышел молоденький офицерик в черном эсесовском мундире. На плече небрежно болтался «шмайссер». Русые кудри офицера были на редкость буйными, так что черная фуражка с серебряным «Веселым Роджером» сдвинулась на затылок. Водянисто-голубые глаза безразлично остановились на окровавленной спине центуриона. Брезгливо поморщившись, парень ударил римлянина начищенным до блеска сапогом. Центурион, не проронив ни звука, рухнул на землю, дернулся и замер — уже навсегда. Автоматное дуло уставилось на нас. Немец переводил взгляд с Глассермана на меня и снова на Глассермана.

— Доктор Глассерман?

— Г-хм-м… да, я доктор Глассерман. Позвольте спросить…

— Следуйте за мной, — оборвал его офицер. — У меня приказ доставить вас в императорский бункер. — Он перевел взгляд на меня: — А это кто?

— Мой ассистент.

— Насчет ассистента я никаких распоряжений не получал. Так что… — Черное отверстие дула посмотрело мне прямо в глаза.

Сделав шаг вперед, Глассерман заслонил меня.

— Ну вот что, лейтенант! — его голос прозвучал неожиданно жестко. — Если я правильно понял, то вас прислал лично Бонапарт…

— Как вы можете говорить о фюрере…

— Могу! — зло отрезал Глассерман. — Я, старый еврей, о Бонапарте буду говорить, как захочу. И это сугубо наше с ним личное дело, не касающееся никого более. Что же до моего ассистента, то соблаговолите не вмешиваться в дела, в коих ни черта не смыслите. Уверяю, дорогой лейтенант, ваш фюрер-император весьма обрадуется знакомству с молодым талантливым специалистом.

Надменность, облаченная в черный мундир, заметно подтаяла. В лейтенантских глазах скользнул страх, и руки его инстинктивно вытянулись по швам широких галифе.

— Мне приказано обеспечить вашу безопасность, герр доктор. Прошу вас следовать за мной… И ваш ассистент, разумеется, тоже.

Несколько минут спустя мы вышли к разбитой проселочной дороге, за которой раскинулась просторная холмистая равнина, поросшая высокой травой. Всего в полукилометре от нас римские легионеры отражали атаку конницы варваров. Канонада со стороны Дюнкерка поутихла, и теперь мой слух раздражали звон мечей и яростные вопли нападающих.

— Не обращайте внимания, — подал голос лейтенант, — у римлян ни единого шанса. Наши прадеды скоро займут Рим… Прошу вас поторопиться, машина ждет.

На дороге нас и в самом деле поджидал черный «мерседес». На капоте трепетал красный флажок со свастикой в белом круге. Шофер, крупнотелый ефрейтор в зеленой полевой форме и с автоматом наперевес, любезно придержал рукой открытую дверцу, пока мы усаживались. Уже в салоне автомобиля я перевел взгляд на Глассермана. Он улыбался каким-то своим мыслям и явно был доволен окружавшим нас кошмаром. Определенно, эта отвратительная зеленная униформа без знаков отличия (такая же была и на мне) ему не шла, я привык видеть его в белом халате. Еще больше меня удивляло и смущало отсутствие столь привычных мне огромных очков, занимавших почти половину докторского лица. Сейчас же на нем были маленькие круглые стеклышки в стальной оправе, которые придавали его лицу выражение какой-то детской беззащитности.

Машина подпрыгивала на ухабах, за пыльными окнами проплывали (точнее — пропрыгивали) холмы, рощи и долины, повсюду шли ожесточенные бои. Все перемешались в этой кровавой бойне: египтяне, вавилоняне, крестоносцы, гунны, татары, росичи… Пришлось изрядно поколесить вдоль одной из речушек, пока нашли брод, поскольку мост оказался взорван. «Партизаны», — пояснил лейтенант. Дорога расширялась, теперь стали встречаться мотоциклисты, грузовики, крытые маскировочными сетками, пехотные колонны. Солдаты с закатанными до локтей рукавами и пилотками набекрень двигались вразнобой, не соблюдая строя — по всему было видно, что они еще не обожжены тяжелыми сражениями. Глядя на их самодовольные лица, я с невольным злорадством подумал о зиме 1942 года. Водитель снизил скорость — дорога змеилась вверх по склону высокого холма. Вдоль дороги тянулись бетонные панцири пулеметных дзотов, из окопов выглядывали солдаты с фаустпатронами и огнеметами, то тут, то там зловеще вглядывались в небо дула орудий и минометов. Через каждые сто метров дорогу преграждали шлагбаумы, но пропуск лейтенанта неизменно заставлял мрачных офицеров вытягиваться во «фрунт».