Александр Зорич - Пасифая.doc

Александр Зорич

Пасифая. doc

1

Северный ветер проник в алюминиевый раствор фрамуги и в два невесомых рывка преодолел бледно-серое, заставленное компьютерами помещение, окрыляя листки договоров, четвертинки квитанций, цветные оттиски полиграфических макетов.

Клацнул стальной челюстью дверной замок, и начальница Фаины, заведующая отделом программ по прозвищу Волчица, скрылась в своем кабинете.

Послышался рокочущий звук выдвигаемого ящика – это Волчица полезла в стол за обеденным йогуртом, а может, за винегретом в банке.

C облегчением откинулась Фаина на спинку вертящегося офисного кресла – отбой воздушной тревоги!

Переменилось – с натужно-задумчивого на приветливое – и выражение ее лица. Волчица решила перекусить. Это значит, еще минут пятнадцать не перед кем будет изображать родовые муки старшего менеджера, занятого составлением летнего книжного каталога. В этот полуденный час в отделе программ Фаина была одна.

Пальцы девушки шустро простучали по бывалой клавиатуре со стершимися буквами.

Бодрячком подмигнула из нижнего правого края экрана иконка интернет-соединения.

И вот уже паруса наполнились попутным электронным ветром и броузер понес юзера Prinzessinn на североевропейский портал знакомств.

Вообще-то в немецком слове, означающем принцессу, только одна буква «n» в конце. Но к моменту появления Фаины нормальная Prinzessin среди желающих познакомиться уже была. Как и принцессины с цифрами, тильдами и подчеркиваниями – оказалось, монархическая идентичность по-прежнему пользуется немалым спросом. Фаина, однако, не отступила – приклеила к слову лишнюю букву «n». И вскоре благополучно влилась в число евроженщин со смутными аристократическими претензиями. На русский Prinzessinn можно переводить как Принцессса, через три «с»!

Поначалу среди эгоисток и психопатов ей было сложно. Но за три месяца Фаина привыкла.

Ну вот – «Доска Любви» (так переводила для себя название портала Фаина) загрузилась во всей своей многосложной флеш-красе.

Справа буквенным водопадом – список бездельников, сидящих в лав-чате.

Слева – «мой профиль». Там информация о владельце раздела, его фотографии и личный девиз – какое-нибудь «too old to die young» или замшелая геральдическая классика вроде «veni, vidi, vici».

Посередине «панель управления» – это учет и контроль, так сказать, бухгалтерия сетевой любви. Кому сережку из ушка, а кому и по уху лопатой.

«Моя статистика» – чуток правее. А сверху красным поездом о десяти вагончиках подрагивает на невидимых рельсах список прочих разделов сайта и доступных фич (вроде обзаведения суперстатусом суперодиночки всего за 29.9 евро в месяц).

Фаина впечатала пароль в узкую прорезь – она приходилась в аккурат на ситцевую, с рюшами, грудь фотомодели, она обнималась с новообрященным любимым на заставке – и тотчас рванула в свой профиль, в статистическую партицию. Считать смайлы.

«Ну во-о-от…»

Улов был скудным.

Жалкого вида датский безработный инвалид с ником Brave_Lion, взятым назло правде жизни. Упитанный норвежский пенсионер (на юзерпике он, седенький и румяный, в джинсовом комбинезоне, распяливал пасть «фольксвагена»). Страшный, как смертный грех, бухгалтер неопределенной национальности. И на закуску лобастый жлоб Bibi из Инсбрука (Австрия) – длинные мясистые уши цейлонского будды, пустые глаза коммивояжера, мускулистый торс, омытый лазурно-курортными водами. «Люблю домашних животных и лес зимой», – рассказывает о себе Bibi.

Все четверо посылали Фаине смайлы – хотели познакомиться.

Так принято на «Доске» (впрочем, и на других сайтах знакомств). Посылаешь смайл. Если тебе улыбаются в ответ – быстренько стучишь письмо, дескать, был страшно рад смайлику, поражен красотой, как насчет кофе?

Смайлик солидно экономит время. Если писать сразу, не дождавшись поощрительного смайла, скорее всего вообще не ответят.

С холодным равнодушием Фаина проглядела профили улыбнувшихся, чуть дольше остановившись на фотоальбоме атлетического Bibi (41). (Цифра в скобках обозначала возраст, это Фаина знала еще по опыту чтения немецких таблоидов.) А вдруг какая-то деталь, какой-нибудь художественно безупречный поворот головы откроет ей, что нет, не все так плохо, что это именно он, Он. Ведь бывает, что человек выбирает для своей «визитки» неважную фотографию, которая вследствие работы отлаженных механизмов самообмана кажется ему отчего-то на редкость удачной. В таких случаях фотоальбом способен восстановить справедливость.

Но нет. Явно не тот случай – на этой фотографии Bibi, снятый в обнимку с престарелым ротвейлером, изо рта которого свисает нить липкой слюны, сам похож на служебную собаку.

А вот он, наш Bibi, на пивной вечеринке. Фотографию резали в фотошопе по живому, притом резали неумелой рукой – от нежелательной спутницы осталось-таки рыхлое плечо и клок ломких блондированных волос, а от вечеринки – темный провал за спиной инженю, там пляшут зловещие хмельные тени.

Затем Фаина обратилась к своей лав-почте.

Усатый, с твердым подбородком турок по имени якобы Андреас (на самом деле, конечно, какой-нибудь Мохаммад, а если не Мохаммад, то тогда уже наверняка Али) на корявом немецком без запятых объяснял Полине, что «ее глаза полные дождя и расцвели в его душе как розы насмерть сразили». В конце Андреас-Мохаммад зачем-то сообщал, что не курит и согласен на переезд.

«Небось всем женщинам без разбора рассылает. Стандартная читка, типа спама про американский английский».

Следующим в списке оказалось письмо от невропатолога из немецкого города Зигмаринген. Доктора звали Робертом.

Он был ее единственным постоянным корреспондентом на «Доске» – Фаина отвечала на его письма более двадцати раз.

На то имелись веские причины. Во-первых, Роберт, как и Фаина, знал, кто такой Достоевский (поначалу Фаине приглянулся его псевдоним – Raskolnikov). Во-вторых, у него было узкое умное лицо, глубокие с печальной сумасшедшинкой глаза дореволюционного бомбиста и блестящие кудрявые волосы. В скобках рядом с его псевдонимом стояло число «35», что в целом отвечало представлениям Фаины (30) о возрасте своего потенциального избранника.

Пожалуй, если бы Фаине действительно нужен был сердечный друг, нервный доктор подошел бы на эту роль. Они могли бы поладить.

По-видимому, нечто подобное чувствовал и Raskolnikov.

Уже после третьей партии словесного бадминтона (они обменивались записками) он как бы невзначай предложил Фаине навестить ее на ее родном Крите, в городке Ретимнон. (На «Доске» Фаина выдавала себя за образованную гречанку, исповедующую греческую ортодоксальную веру и в совершенстве знающую немецкий – это было и оригинально, и безопасно: на Крите она действительно бывала, а желающих поговорить с ней по-гречески категорически не наблюдалось.)