Элвин Уайт - Час разгрузки

Элвин Брукс Уайт

Час разгрузки

Когда этот человек вошел, неся машину, почти все мы подняли глаза от своих стаканов, потому что никогда в жизни не видели ничего подобного. Человек поставил эту штуку на стойку около пивной колонки. Она заняла безбожно много места и то, что это большое уродливое устройство расположилось именно здесь, было явно не по нутру бармену.

— Два виски с водой, — сказал человек.

Бармен продолжал разбалтывать «олдфешенд», которым он был занят, но, очевидно, обдумывал просьбу.

— Вам двойную? — спросил он немного погодя.

— Нет, — сказал человек. — Два виски с водой, пожалуйста. — Он уставился на бармена не так, чтобы враждебно, но, с другой стороны, нельзя утверждать, что дружески.

Многолетняя привычка угождать людям, склонным к посещению пивных, наделила бармена податливым характером. Тем не менее, ему не хотелось идти на поводу у этого парня и не нравилась машина — это было ясно.

Он поднял сигарету, тлевшую на краешке кассы, затянулся и задумчиво положил ее обратно. Затем отмерил две порции виски, налил два стакана воды и, подтолкнув, поставил все это перед человеком.

Общество внимательно наблюдало. Когда у стойки происходит что-нибудь не совсем обычное, ощущение этого мгновенно распространяется вдоль всей ее длины, сплачивая посетителей.

Всеобщее внимание совершенно не трогало человека. Он положил на стойку пятидолларовую бумажку. Потом выпил одну из порций виски и запил ее водой. Поднял вторую стопку, открыл маленькое отверстие в машине (наподобие масленки) и влил туда виски и затем воду.

Бармен мрачно наблюдал.

— Не смешно, — сказал он спокойно. — К тому же ваш компаньон занимает слишком много места. Вы бы переставили его вон на ту скамейку около двери, чтобы здесь было попросторнее.

— Здесь для всех места хватит, — ответил человек.

— Мне не до шуток, — сказал бармен. — Переставьте этот чертов ап парат к двери как я сказал. Никто его там не тронет.

Человек улыбнулся.

— Вы бы видели его сегодня днем, — сказал он. — Это было великолепно! Сегодня третий день турнира. Представляете три дня постоянного умственного напряжения. И ведь против лучших игроков страны! Добившись преимущества в начале игры он затем за два часа блестяще его реализовал, загнав, в конце концов, короля против ника в угол. Неожиданный выигрыш коня, нейтрализация слона и все кончено. Знаете сколько всего денег он заработал за три дня игры в шахматы?

— Сколько? — спросил бармен.

— Пять тысяч долларов, — сказал человек. — Теперь ему хочется расслабиться, хочется слегка накачаться.

Бармен в нерешительности возил полотенцем по каким-то влажным пятнам.

— Тащите его куда-нибудь в другое место, там и накачивайте! — сказал он твердо. — У меня хватает неприятностей.

Человек помотал головой и улыбнулся. — Нет, нам здесь нравится. — Он указал на пустые стаканы. — Повторите, пожалуйста.

Бармен медленно повел головой. Он казался ошеломленным, но не утратил решимости.

— Уберите отсюда эту штуку, — приказал он. — Я не разливаю виски остроумникам.

— «Острякам», — сказала машина. — Правильно сказать «острякам».

У стойки немного поодаль посетитель, занятый своим третьим «хайболом», был, кажется готов вступить в беседу, к которой все мы так вни мательно прислушивались. Это был мужчина средних лет. Галстук его был выпущен из-под расстегнутого нараспашку воротничка. Он почти прикончил свой третий стакан и алкоголь подталкивал его броситься на помощь обездоленным и жаждущим.

— Если машина хочет еще выпить, дайте ей еще выпить, — сказал он бармену. — Не будем торговаться.

Парень с машиной повернулся к своему новоявленному другу и серьез но поднял ладонь к виску, салютуя чувства благодарности и симпатии.

Он обратился прямо к нему, как бы умышленно пренебрегая барменом.

— Вы ведь знаете как иногда хочется выпить, когда все мозги набекрень от усталости?

— Конечно, — ответил друг. — Самое естественное дело.

По всему бару прошло оживление, одни, казалось, приняли сторону бармена, другие — группировки с машиной. Высокий угрюмый человек, стоявший рядом со мной, подал голос.

— Еще кисленький виски, Билл, — сказал он. — Только полегче с лимонным соком.

— Пикриновая кислота, — проворчала машина. — В таких заведениях не держат лимонного сока.

— Хватит с меня! — рявкнул бармен, хлопнув рукой по стойке. — Переставьте эту штуковину или выкиньте ее вообще отсюда. Сказано вам я не в духе. Я в этом баре хозяин и не потерплю дерзостей от механического мозга или какого дьявола вы еще сюда притащите.

Человек пропустил этот ультиматум мимо ушей. Он обратился к своему другу, чей стакан теперь был пуст.

— Дело не только в том, что он измотан после трех дней шахмат, — сказал он доверительно. — Знаете, почему еще он хочет выпить?

— Нет, — сказал друг. — Почему?

— Он мухлевал, — сказал человек.

При этих словах машина хихикнула. Одна из ее рук немного опустилась, засветилась шкала.

Друг нахмурился. Видно было, что его достоинство оскорблено, его доверие обмануто.

— В шахматах не мухлюют. — сказал он. — Это невозможно. В шахматах все открыто и честно. Сама природа шахмат не допускает жульничества.

— Я тоже так раньше думал, — сказал человек. — И все-таки есть способ.

— Ну, это меня нисколько не удивляет, — вставил бармен. — С первого взгляда я признал в этом гадком создании мошенника.

— Два виски с водой, — сказал человек.

— Не получите вы виски, — сказал бармен. Он пристально посмотрел на механический мозг. — Как я узнаю, что он еще не пьян?

— Очень просто. Спросите его что-нибудь, — сказал человек.

Посетители сгрудились и уставились в зеркало. Все мы уже по уши были в этом деле. Мы ждали. Ход был бармена.

— Что спросить? Например? — сказал бармен.

— Что угодно. Придумайте парочку больших чисел, попросите его перемножить их. Вы же не можете перемножать большие числа, если пьяны, не так ли?

Машина слегка встряхнулась, как бы внутренне приготавливаясь.

— Десять тысяч восемьсот шестьдесят два умножить на девяносто девять, — злобно сказал бармен. Видно было, что он подбросил две девятки, чтобы усложнить задачу.

Машина задрожала. Одна из ее трубок фыркнула и рукоятка, дернувшись, сменила положение.

— Миллион семьдесят пять тысяч триста тридцать восемь, — сказала машина.

Во всем баре не поднялся ни один стакан. Люди просто уныло таращились в зеркало; одни изучали собственные лица, другие бросали беглые отраженные взгляды на человека и машину. Наконец моложавый похожий на математика посетитель достал листок бумаги и карандаш и уединился. — Все точно, — сообщил он после нескольких минут расчетов. — Нельзя считать машину пьяной!