Конрад Фиалковский - Пятое измерение (авторский сборник) Страница 10

— Неужели кибернетик не мог понять, для чего создан робот? — Ворт был настроен скептически.

— Понять нетрудно, если робот служил для выпечки булочек или исполнения песенок, но тот робот был совершенно другим. Его хотели даже сдать на слом, но, учитывая необычную конструкцию, передали в музей.

— И он стал твоим знакомым, — не сдавался Ворт.

— Ты попал в точку. Как вы уже догадались, это был автомат старика. Почти два столетия он молчал, но несколько десятков лет назад впервые сказал правду…

— Ну и что? — заинтересовалась Лили.

— А ничего. Болтовней старых роботов никто не интересуется.

— Но для чего он служит?

— Я скажу, но вы не смейтесь. Он служит… для предсказания будущего.

— Вот остроумно! — воскликнул Ворт и начал смеяться так громко, что студенты, стоявшие рядом, замолчали.

— Ерунда. И ты в это веришь? — сказал я, пытаясь сохранить серьезный вид.

— Не такая уж это ерунда, как вам кажется, — обиделся Тафф. — Кое-что он предсказал точно…

— Например? — спросила Лили.

— Ну, хотя бы то, что сегодня я сдам экзамен. Я ведь совсем не готовился.

— Это может быть случайностью, — заметил я.

— Он предсказал, что я заблужусь в космосе…

— В самом деле? Я слышал о твоем приключении…

— Во всяком случае, я ему верю.

— А другим он тоже что-нибудь предсказывал? — Ворт перестал смеяться.

— Конечно. Он предсказал Кобару, что его законы сверхконцентрации управляющих систем окажутся неверными.

— Кобару? Кибернетику, жившему триста лет назад?

— Да, ему. Кобар тогда был председателем Всесолнечного кибернетического общества. Свое предсказание автомат сделал публично. Теперь вы понимаете, почему старик и его автомат были преданы анафеме. В то время законы Кобара еще были теоретической основой для кибернетиков-конструкторов и ничто не предвещало их падения.

— И автомат не сообщил, как звали старика? — я хотел наконец услышать что-нибудь конкретное.

— Нет. Старик, повинуясь решению Верховного собрания кибернетиков, стер свое имя из памяти автомата.

— Значит, оно никому не известно? — удивилась Лили.

— Никому.

— Невероятно. Ведь твой безымянный старик — один из величайших кибернетиков всех времен.

— Если только эта история правдива, — Ворт не был убежден.

— Мы можем проверить, — сказал я и выжидающе посмотрел на Таффа.

— Сможете, если только автомат захочет с вами разговаривать. Он, знаете ли, со странностями. Прежде чем я добился от него ответа, мне пришлось три дня кряду поливать его десятипроцентным раствором поваренной соли. Его сосед по музею, надстратосферный охотник, сказал мне, что он это очень любит…

— А как зовут твой удивительный автомат? — пыталась узнать Лили.

— В том-то и дело, что никак, во всяком случае в нашем понимании.

— Но ты же к нему как-то обращаешься? — не унималась Лили.

— Да. К нему надо обращаться так: «О стоящий на грани двух времен».

— Немного длинновато.

— Что делать, иначе он вообще не реагирует. Я считаю это безвредным чудачеством.

— Почему на грани двух времен? — заинтересовался я странным названием.

— На грани прошлого и будущего, — объяснил Тафф. — Он это объясняет гораздо сложнее, но смысл примерно такой.

— Что же общего у этого названия с предсказанием будущего?

— Очень много. Я не упомянул о главном: как он это делает.

— Не гадает же он по руке? А, Тафф?

— Конечно, — Тафф даже не взглянул на Ворта. — Он вообще не гадает, а предсказывает. Это разные вещи.

— Ну, так как же он это делает?

— Переносится в будущее, понимаете? В его предсказаниях нет ничего мистического. Наоборот, они опираются на науку. Автомат переносится в будущее, узнает что к чему, потом опять возвращается в наше время и предсказывает. Если он согласится сделать предсказание относительно твоего экзамена, то перенесется в завтрашний день, проверит, сдала ли ты, и сообщит нам.

— Значит, он никогда не ошибается? — задумалась Лили.

— Никогда! Только не всегда хочет предсказывать.

— А как ты думаешь, мне он станет предсказывать…

— Не знаю. Я сделаю все, что смогу. Давайте встретимся в четыре у музея.

— А раньше нельзя?

— Нет. Мне надо пообедать. Разговор с ним требует космического терпения.

Лили хотела еще о чем-то спросить, но Таффа уже не было. Он бросил: «Привет!» и стал проталкиваться к выходу.

— И что вы об этом думаете? — спросила Лили.

— Посмотрим, — сказал я.

— Ерунда, — авторитетно заявил Ворт.

— Так ты не придешь после обеда?

— Приду… Чего не сделаешь ради друзей.

Мы ждали Таффа у главного входа на древних каменных ступенях. Погода была солнечная, и от серых камней балюстрады веяло жаром.

— Не придет… Наплел, а теперь не придет, — сказал Ворт, когда часы пробили четыре.

Но в то же мгновение я услышал посвистывание Таффа. Он медленно брел по аллее, усаженной старыми деревьями. Подошел к лестнице и, перескакивая сразу через две ступеньки, поднялся к нам.

— Пошли, — бросил он и, отворив старые деревянные двери, нырнул в дом. Мы прошествовали по длинному коридору, усеянному солнечными пятнами.

— Здесь, — Тафф наконец остановился перед одним из залов. Внутри было темно, но я разглядел контуры автоматов, стоящих вдоль стен.

— В этом зале? — шепотом спросила Лили.

— Да, только не толкайтесь, — вполголоса ответил Тафф.

— Ну и рухлядь! Подумать только, что человечество изготовляло подобные гробы! — Ворт внимательно рассматривал автоматы.

— Тише. У них отличный слух.

Вдруг что-то щелкнуло, и мы услышали странный звук: пум-пум-пум…

— Что это? — остановилась Лили.

— Надстратосферный охотник. Ему скучно, вот он и имитирует охоту на метеориты, — объяснил Тафф.

— Он всегда так? — спросил я.

— Нет, только иногда. Диапазон акустических частот у него довольно широк, и он может издавать разнообразные звуки. Охотнее всего он подражает коровам.

— Коровам?

— Ну да. Были в древности такие животные. Обязательно сходи как-нибудь в зоопарк, посмотри.

— Но при чем тут коровы? — поинтересовалась Лили.

— Автоматы неравнодушны ко всем белковым существам.

— И к людям тоже?

— Прежде всего. Но признаваться в этом они не любят. Считают дурным тоном.

— Так и к нам твой предсказатель неравнодушен? Прекрасно! — обрадовался Ворт.

— Тише! Вон он стоит.

— Что? Тот ржавый ящик? — Ворт с неодобрением посмотрел на автомат.