Фриц Лейбер - Корабль призраков Страница 10

– Как ее зовут. Док? Альмоди?

– Нет. Дева. То есть – девственная. А ты ее ясно видишь?

– Да, Док. Яснее ясного. Остро! О, да, как нож! А та – коза с рыбой?

– Козерог, – ответил Док, отнимая трубку от глаз Лопуха.

– Док, я знал. Дева и Козерог – это названия лунников, земтябрей, солнечников и звездников, но я не мог предположить, что их можно нарисовать. Я не думал, что они реальные.

– Конечно. Ты же ведь никогда не видел ни часов, ни звезд, не говоря уже о зодиакальных созвездиях…

Лопуху хотелось еще расспросить Дока о том, что означают эти фигуры, но он вдруг заметил: мертвенно бледное свечение померкло.

– …По крайней мере на этом отрезке жизни, подконтрольном твоей памяти, – добавил Док. – Я, вероятно, приготовлю твои новые глаза и зубы к следующему Бездельнику. Если сможешь, приходи раньше. А так – увидимся в «Приюте» вечером Забавницы.

– Прекрасно, Док. К сожалению, я должен торопиться. Пойдем, Ким! Иногда по вечерам в Бездельник бывает уйма работы, особенно, если ночь Забавницы выдалась тяжелой. Запрыгивай, Ким!

– Ты уверен, что сможешь благополучно добраться до «Приюта», Лопух? Ведь скоро стемнеет.

– Будьте спокойны, Док. Я смогу.

Когда же ночь действительно настала, внезапно упав на глаза, как глухой капюшон плаща, а Лопух успел пройти лишь половину первого коридора, ему очень захотелось вернуться и попросить Дока проводить его. Но, предчувствуя издевательские выпады Кима, не сделал этого. Ким упорно молчал. Торопливо, толчками Лопух гнал себя вперед, едва различая центральную линию в мутном свете беспорядочно бегающих огоньков.

В носовом тоннеле было совсем жутко – там он не встретил ни души; сиротливые фонари едва тлели, как угли затухающего костра. Вид этих бледных пятен, после того, как он увидел мир ярким и четким, причинял ему страдания. Вдобавок начался очередной приступ «ломки» – его всего трясло как в лихорадке, на лбу выступили холодные бусинки испарины, а мысли совершенно смешались. Теперь он уже не отдавал себе отчета, какие из странных событий, происшедших с ним после прихода Кима, были реальностью, а какие – сном. А отказ Кима говорить – а может быть, утрата им этой способности? – окончательно выбивали его из равновесия.

Так что, когда наконец он едва живой от страха влетел в «Приют», его уже била нервная дрожь. Лишь в последний момент он успел вспомнить о свежем клее на краях люка.

В баре все кипело безудержной пьянкой: ходили ходуном ярко горящие светильники, изгибались фигуры танцующих. Корчмарь не упустил случая сразу же наброситься на него с упреками. Лопух занырнул в ротонду и автоматически начал принимать заказы и обслуживать клиентов, ориентируясь на голоса и отыскивая предметы на ощупь – похмельный синдром повлиял на зрение: все вокруг прыгало в глазах, сливаясь в одно большое кружащееся переливчатое пятно.

Через некоторое время ему вроде бы полегчало, но нервы уже были взвинчены до предела. Пришлось углубиться в работу, чтобы хоть как-то держать себя в руках и сносить придирки Корчмаря – но именно работа в конце концов почти истощила его последние силы. К рассвету Забавницы, когда пространство вокруг ротонды кишело посетителями, он сдался: выудил пакет лунной настойки и трясущимися руками поднес к губам.

Иголки когтей впились ему в грудь:

– Идзззиот! Ссслюнтяй! Раб ссстраха!

Лопуха затрясло от ненависти к коту, но пакет он все же оставил. Ким тем временем вылез наружу и пренебрежительно оттолкнувшись от его груди, облетел весь бар по кругу; он смело заводил разговоры с пьяницами и вскоре стал центром всеобщего внимания. Корчмарь хвастался им направо и налево и совсем перестал работать. Лопуху пришлось отдуваться за двоих. Кошмар мучительно долгой трезвости был несравним с самым жутким опьянением.

В «Приют» с достоинством вплыла Сюзи. Когда он подавал ей ее любимую темную, она участливо коснулась его руки. Это помогло.

Голос, доносившийся снизу, показался ему знакомым. Он принадлежал курчавому бражнику в матросской робе. Не Энсайн ли Дрейк это?

Вакханалия достигла апогея. Корчмарь прибавил музыки. Поодиночке и парами разгулявшиеся бражники кувыркались в танце, как мячики отскакивая от канатов. Любители шимми выкручивались на месте, вцепившись в растяжки пальцами ног. Девушка в черном растянулась в шпагате. Другая – в белом – пронырнула сквозь ротонду, где Корчмарь не постеснялся мимоходом по-хамски облапить ее. Пьяницы пытались хором затянуть песню.

Наступила ночь Забавницы, ритм необузданного разгула все учащался, а Док почему-то не приходил. Зато появился Граф со своей свитой – девицами и Сатаной. Танцоры брызнули в разные стороны, освобождая дорогу, а бражники безропотно уступили его компании целую треть ротонды наверху, причем, треть стойки снизу тоже вдруг как-то сама по себе опустела. К удивлению Лопуха, вся компания дружно заказала кофе. Только собака на вопрос Графа пролаяла: «Кровавая Мэри»; звуки формировались так глубоко в собачьей гортани, что наружу, в сопровождении отвратительного утробного рыка, вышло нечто вроде «Кра-а-эх Мэр-аэх».

– Позвольте поинтересоваться, это ссследует понимать как речччь? Тогда прошшшу перевесссти, – ехидно прокомментировал реплику пса Ким, устроившийся с другой стороны ротонды. Пьяницы затряслись в беззвучном смехе.

Лопух подал тюбики с горячим кофе, вложенные в войлочные чехлы, чтобы клиенты не обожглись, и смешал коктейль для Сатаны в самосжимающемся шприце с коктейльной трубочкой вместо иглы. Голова его кружилась от слабости, но сейчас он больше опасался не за себя, а за Кима. Пятна лиц расплывались перед его глазами, хотя он все же узнал Риксенду по ее черным волосам, а Фанетту и Дюшетту по их развивающимся огненно-рыжим шевелюрам и молочным телам, усыпанным рыжими точками. Альмоди, фарфорово-бледная и платиноволосая, смотрелась потрясающе в соседстве с темно-коричневой фигурой Графа по ее правую руку и черным, узким силуэтом пса по левую. Лопух услышал, как Граф шепнул ей:

– Попроси Корчмаря показать своего говорящего кота.

Шепот был очень тихий, как легкое дуновение вентилятора, и Лопух никогда бы не обратил на него внимания, если бы не странная восторженная дрожь в голосе Графа. Это настораживало.

– Но ведь они же могут подраться, я имею в виду – с Сатаной, – ответила девушка таким волшебным голосом, что в ушах Лопуха словно зазвенели серебряные колокольчики. Как бы ему хотелось увидеть ее лицо через трубку Дока! Она, наверняка, оказалась бы похожей на Деву. Правда, покровительство Графа исключало девственность. Ах, этот ненормальный мир – жестокий и ужасный. Как прекрасны ее фиалковые глаза! Оставаться жить в мире теней становилось невыносимым.