Виктор Сапарин - Объект 21 Страница 10

Тяжелая машина описывала широкие круги над тундрой. Я посмотрел в окошко. При бледном свете тянутой серой кисеей Луны были видны белесые массы, перемещающиеся поперек движения самолета. Это были волны снега, гонимые ветром со страшной силой.

- Ну и что же? - спросил я. - Ведь самолет оборудован для посадки в любых условиях! За чем же остановка?

- Самолет-то сядет, - сказал летчик. - Но... - он посмотрел на меня с сожалением. - Я не имею права садиться в такую погоду с пассажиром на борту. Инструкция запрещает.

Я с удивлением взглянул на летчика.

- Не можем подвергать опасности жизнь пассажира. Ведь это не груз, а человек, - объяснил пилот.

- Но если я не возражаю?

- Все равно, - пилот категорически качнул головой. - Правила на этот счет очень твердые.

- Что же делать? - спросил я.

- Возвращаться в Загорянск, - ответил пилот. По тону его голоса чувствовалось, что эта мысль не вызывала в нем особенного энтузиазма.

Я заявил, что он может делать, что угодно, но я не полечу обратно.

- Тогда... - пилот покосился на крючок, на котором висел брезентовый ранец, - остается только один выход.

- Прыгать с парашютом? Вы считаете, что спуск парашюте не более рискован для пассажира, чем посадка в самолете?

- Абсолютно безопасно, - поспешил успокоить меня пилот. - Раскрывается автоматически. Скорость приземления такая же, как в лифте.

- Ну, хоть, по крайней мере, это интереснее, чем обычный спуск, - сказал я. - Я не возражаю.

Пилот облегченно вздохнул. Видимо, перспектива посадки в метель этой горы ящиков и бочек вместе с пассажиром ему на самом деле не улыбалась.

Но вдруг он помрачнел.

- А как состояние вашего здоровья? - тревожно спросил он. - Инструкция, знаете, на этот счет очень строга. Прыжок с парашютом допускается только в аварийных случаях.

- Не беспокойтесь, - прервал его я. - Прыгать приходилось. Вот даже значок парашютиста, видите? Вообще вы имеете дело не с новичком на воздушном транспорте.

Я немного гордился своим значком парашютиста и специально прицепил его к пиджаку на время перелета. Но и человеческая слабость, оказывается, иной раз может пойти на пользу. ,

Пилот подвел меня к люку в полу кабины и, пока самолет описывал очередной круг, принялся объяснять мне, что я должен делать.

Он тщательно проверил, как я подогнал лямки парашюта, подтянул одну пряжку и поставил меня на крышку люка. Я попросил выбросить меня поточнее. Пилот заверил, что сбросит меня с точностью, с какой конверт опускают в почтовый ящик. Тем не менее он настоял, чтобы я надел на себя рюкзак с аварийным запасом продовольствия, и пристегнул к моему поясу лыжи.

- На всякий случай, - пояснил он. В ответ я мог только пожать плечами. Видимо, этого требовала инструкция, а раз так, спорить было нечего.

Оглядев меня со всех сторон, пилот подошел к стене, где виднелась ручка, похожая на рукоятку тормозного крана в поезде. Он взялся за ручку, и я почувствовал, что пол подо мной проваливается. В следующее мгновение я уже летел к земле.

XIV

14

Морозный воздух охватил меня. Летающая гусеница вывернулась откуда-то сбоку, показала свое колесатое пузо, качнула крыльями и исчезла.

Тьма была прозрачная, словно сотканная из лунного света. Но по мере приближения к земле кисейная муть становилась все гуще.

Сначала я окунулся в то, что мне сверху казалось серой рекой и что было на самом деле струящимся по равнине снегом. Я погрузился в эти струи по шею, снег стал бить мне в лицо, затем я почувствовал под ногами упругое поддающееся дно: это была земля.

... Светлый ореол просвечивал сквозь белую муть неподалеку от меня и выше моей головы. В косых струях снега световое пятно расплывалось, вытягивалось, трепетало, как флаг. От светлого пятна книзу шла узкая тень, в которой я, подойдя ближе, признал столб. Все вместе представляло собой фонарь.

Фонарь стоял в тундре один; вблизи я не мог рассмотреть никаких сооружений, сколько ни таращил глаза.

Возможно, что пилот высадил меня очень точно, в непосредственном соседстве с аэродромом, но мне от этого не было легче. Я видел один фонарь, а остальные, если они и существовали, безнадежно потонули среди метели. Я не знал даже, в каком направлении их искать. От фонаря не тянулось никаких проводов, которые могли бы послужить мне путеводной нитью.

Отцепив парашют и лыжи, я сложил их у столба. После этого я решил предпринять небольшую разведку. Я попробовал продвигаться в разных направлениях до пределов видимости фонаря - дальше отходить я не решался, чтобы не потерять ориентира. Всюду была голая тундра, и ни кустика среди снега.

В конце концов я вернулся к фонарю и решил ждать. Прислонившись к столбу таким образом, чтобы он защищал меня от ветра, я обдумывал положение. Очевидно, пилот радировал о моем спуске и меня ищут. Но попробуй найди человека в пургу, когда в двух шагах ничего не видно. Я не знал, каков был запас продовольствия в моем рюкзаке, но светом я был, во всяком случае, обеспечен. Конечно, этот фонарь заряжен все теми же долго действующими аккумуляторами, которые здесь, в Арктике, как видно, в большом ходу.

Сколько может продолжаться метель? Сутки? Неделю? Я представил на миг картину: замерзшее тело у фонаря, льющего холодный равнодушный свет всю полярную ночь напролет; и могильный холмик из снега среди арктического безмолвия. Затем передо мной встала другая картина: в ста шагах капитальное здание с натопленной печью, свет, люди... В Арктике можно замерзнуть буквально у порога дома.

Не знаю, какая бы еще картина явилась моему слишком живому, очевидно, воображению, но в дымчатых клубах метели, освещаемых фонарем, показалось вдруг нечто, до такой степени напоминающее обыкновенный московский троллейбус, что я ущипнул себя за руку. Мне показалось, что я уже замерзаю и все, что я вижу, мне чудится во сне.

Нечто большое, сверкающее стеклами и светом, выкатилось из туманной мглы, держа курс прямо к фонарю. Я невольно поднял голову, чтобы посмотреть, нет ли на столбе дощечки с буквой "Т", означающей троллейбусную остановку. На нем действительно была какая-то дощечка. Раньше я ее не заметил, а теперь не успел рассмотреть, так как троллейбус или то, что я принимал за него, уже остановился у столба.

Теперь я видел, что этот экипаж действительно похож на троллейбус, только лишенный троллов, поставленный на лыжи и снабженный винтом, вращавшимся сзади.

Некоторое время я стоял, чего-то ожидая и глядя на автоматически раскрывшуюся дверцу. Наконец я понял, что дверца открылась для меня, и полез в электросани. Мне сильно мешали лыжи, которые я счел долгом захватить с собой (парашют я еще раньше обвязал стропой вокруг столба и оставил его так). Наконец я очутился внутри, дверь захлопнулась, пропеллер снаружи образовал сплошной круг, и сани помчались среди снежного вихря.