Сергей Минцлов - Царь царей... Страница 10

— А ну вас! — огрызался Свирид Онуфриевич. — Эка важность, — попали в другую сторону и все тут! Глядите лучше вперед, — вон Енисей виден!

Действительно, словно зеркало в оправе из двух огромных красных скал, одиноко торчавших по бокам расширившейся долины, открылась и блеснула река. Охватило свежестью.

— Хорошо!.. — произнес Михаил Степанович, остановившись на миг и дыша всею грудью.

— Да-а… — подтвердил Павел Андреевич. — А на плоту-то у нас каково теперь, на сене-то, а?

— Утка жарится… — добавил, причмокивая, Свирид Ону-фриевич.

Все трое пустились догонять далеко ушедшего вперед Ивана Яковлевича.

— Что такое он увидал? — сказал Павел Андреевич, указывая на старого ученого.

Тот остановился и, совсем запрокинув назад голову, торопливо принялся шарить по карманам, ища что-то; наконец вытащил небольшой бинокль, приставил его к глазам и застыл в той же позе.

— А ведь там надпись! — воскликнул Михаил Степанович, ускоряя шаги. — Видите ее?

Высоко на скале, приблизительно саженях в трех от земли, явственно выступали крупные, сделанные черной краской какие-то письмена.

— А что я говорил вам! — Свирид Онуфриевич даже подскочил на ходу от избытка торжества. — Вот она! Я ж говорил, что видал ее!!

— Так это пещера, по-вашему? — спросил палеонтолог.

— Все равно, пещера, не пещера — в надписи дело! Ну, так и есть, она: черная. Самая доисторическая!

Путешественники окружили Ивана Яковлевича, молча разбиравшего надпись.

— Что-то не то… — вполголоса проронил Михаил Степанович, — прежде всего, это не иероглифы, а буквы, и похожие на татарские…

— Вы правы, — отозвался немного погодя Иван Яковлевич, опуская бинокль, — надпись монгольская и сделана не дальше как в XIV веке…

— Гм… «самая доисторическая», — шепнул палеонтолог на ухо охотнику.

— К сожалению, кое-что смылось, — продолжал ученый.

— Вероятно, это приказ какого-нибудь хана для проходивших здесь полчищ его!

Иван Яковлевич снова вооружился биноклем и вслух стал переводить написанное:

1) Безгласных и невздорных пленников из кибиток и улусов по причине зверей не бросайте и не губите.

2) Погребайте мужчин и женщин для жертвы гневным драконам и для великого обилия меда, творога, мяса, молока.

3) Когда застрелите и погребете их, то на курган бросайте ветви каждому из драконов.

4) Затем зарывайте коней, мужчин погребайте сотнями, женщин не мучьте и не увечьте, прочих истребите… погребите…[8]

— Надо полагать, где-нибудь поблизости существуют и могилы, — заключил ученый, окончив чтение.

— Невредно бы произвести несколько измерений черепов, — заметил Павел Андреевич. — Можем пролить некоторый свет на темную историю этих мест!

— И опять отыщете арабов! — захохотав на все ущелье, вставил Свирид Онуфриевич. — Эка ведь угораздит людей: арабы здесь были, а! Турок еще не найдете ли'?

Михаил Степанович и старый ученый не слыхали слов Свирида Онуфриевича; они были уже у скалы и внимательно осматривали ее со всех сторон. Павел Андреевич, не удостоив охотника ответом, заколыхался за ними, разглядывая каждый бугорок по пути.

На противоположной, гладкой как ладонь стороне скалы, саженях в трех над землей, оказалось большое треугольное отверстие, несомненно высеченное или подправленное руками человека.

Михаил Степанович метнулся назад и, различив какой-то походивший на острое ребро узкий всход на скалу, не раздумывая, взбежал на него. Иван Яковлевич, то балансируя, то на четвереньках смело карабкался за ним по пятам. На высоте сажень двух ребро превратилось как бы в карниз, и ученые, плотно прижимаясь левым плечом к камням, осторожно начали огибать скалу.

— Нашли что-нибудь? — крикнул Павел Андреевич, заметив необычайное оживление, с каким оба спутника его бросились взбираться на крутизну.

Те, не отвечая, скрылись за выступами камней.

Павел Андреевич подошел и собрался ступить на тропку, но, увидав, какова она, только посвистал и принял ногу.

— Видимое дело, взбесились! — проворчал он. — Еще, должно быть, какую-нибудь тарабарщину увидали!

Иван Яковлевич и Михаил Степанович были, между тем, уже на другой стороне, и палеонтолог услыхал дружный и громкий зов их.

— Иду, иду! — отозвался он, пускаясь ускоренной перевалкой. — Ну что? — крикнул он, зайдя за угол и отходя в сторону, чтобы увидать товарищей.

Глазам палеонтолога представился вход в пещеру, казавшийся черной выемкой в стене; в нее заглядывали фигуры обоих исследователей.

— Пещера! — крикнул сверху Михаил Степанович. — Идите скорей сюда, Павел Андреевич!

— Чего захотели! — палеонтолог фыркнул носом. — Я ведь не муха, как вы!

Михаил Степанович и Иван Яковлевич исчезли в скале.

— Кости есть, масса костей! — раздался через некоторое время голос Михаила Степановича.

— Какие? Собачьи опять какие-нибудь?

Палеонтолог с завистью глядел наверх единственным своим глазом. Другой уже окончательно скрылся под малиновым отеком.

— Человечьи!

Павел Андреевич затоптался на месте, затем приподнялся на носки, словно намереваясь заглянуть снизу в тянувшую его, как магнит, пещеру.

— Черепа! Тащите сюда черепа! — закричал он, приставив огромные руки ко рту. — Несколько штук возьмите!

Минут через две на карнизе показался Михаил Степанович с грудой пожелтевших черепов в руках.

— Кидайте по одному!

— Да вы подойдите ближе, как бы в лицо вам не попасть!

— Ничего, бросайте скорей!

Павел Андреевич стоял уже у самого отвеса стены и тянул кверху руки.

Михаил Степанович осторожно поднял один из черепов.

— Держите, бросаю!

— Ну, ну!..

Костяк закувыркался в воздухе и, мелькнув между растопыренными дланями палеонтолога, с треском ударился об его голову и, сбив шапку, рассыпался на куски.

— Довольно! крикнул Павел Андреевич, потирая темя.

— С одним глазом трудно, не вижу ничего! Нет ли у вас веревки, спускайте по ней!

Веревки не нашлось, но Михаил Степанович снял с себя пояс и, привязав к нему еще другой ремень, принялся переправлять добычу в руки жадно подхватившего ее палеонтолога.

Приблизительно через четверть часа беспечно отдыхавший Свирид Онуфриевич решил наконец узнать, куда запропали его спутники. Он появился из-за скалы и нашел Павла Андреевича сидящим на земле у груды черепов. Палеонтолог прикладывал к ним то какую-то ленту, то блестящий инструмент и тщательно отмечал потом результаты измерений в записной книжке.