Игорь Смирнов - Энергия протеста Страница 10

Выходит, не привиделось!

Вон они, клочки сероватого пара, с хвостами и без хвостов, напоминающие то комету, то волны во время лрибоя, то размазанные шары и кляксы. Но не это главное. Жуткой была неотвязная мысль о том, что они живые!..

Костя быстро оделся — не прозевать бы Загранцева! — и толкнул дверь. Он быстрым шагом проскочил несколько улиц и всюду видел над собой скользящие серо-лиловые призраки, словно они заполнили собою весь город. А может быть, так оно и было?

Пробегая мимо центрального сквера, Костя внезапно остановился:

— Виктор Ильич!

Загранцев скупо улыбался и поглядывал вверх:

— Вон сколько их! А то ли еще будет!.. Но сейчас они исчезнут с улиц ждут солнца. — Загранцев замолчал, разглядывая изодранные ботинки. — Да! Я ухожу, Константин Сергеевич. Моя не совсем удачная миссия закончилась. И потому хотел бы выполнить свое обещание. Только сил маловато.

Косте стало не по себе.

— А нельзя ли… уйти позже?

— Нельзя, — твердо сказал Загранцев. Он подвел Костю к первой же скамье и предложил сесть. — А теперь слушайте меня внимательно…

Костя ничего не услышал. Видимо, все, что хотел передать ему Загранцев, вошло в его сознание без слов.

Сначала он понял то, что давно знал и сам, — какие факторы породили и вскормили жизнь на Земле. Затем пошли мысли о развитии жизни, о преобразовании оболочки планеты, об организации всеобщей системы жизни… Умело приноравливаясь к окружающей среде, живые организмы сами становились ее создателями, создателями экосферы — мудро построенного самой природой здания.

Безбрежные леса и сочнотравные долины в процессе длительного времени нашли способ использовать солнечный свет для преобразования углекислоты и неорганических веществ в новую органическую субстанцию.

Образовалось великое кольцо — менее стойкий линейный процесс превратился в постоянный круговорот, в самообновляющийся цикл жизни.

А потом — словно пощечина: это прочное кольцо разорвал человек. Когда же нарушаются такие связи, то ослабевают или вовсе прекращаются те двигательные влияния, которые поддерживали всю эту мудрую, тысячелетиями создававшуюся систему.

После этого Костя стал понимать не совсем ясно.

Дальше было тоже что-то вроде упрека: велик, мол, человек, но именно он оказался самым жестоким из всех биологических видов, и если он не хочет погибнуть в разрушенном им здании, то должен как можно скорее восстановить его…

Загранцев сидел рядом, безвольно уронив руки на колени. Лицо его казалось изнуренным, серым. Глаза впали. По лбу к вискам стекали струйки пота.

— Я все… почти все это знал, Виктор Ильич, — с сожалением сказал Костя.

— Не успел… Не хватило пороху. — Загранцев с трудом дышал. Заставил себя улыбнуться. Улыбка получилась вымученная, тоскливая. Уж лучше бы он сейчас не улыбался! — Вот видите, Константин Сергеевич, милейший мой человек, что значит быть в ответственной миссии похожим на вас, людей, весь запас энергии я израсходовал на… борьбу с хулиганством и возмущение деяниями человека… Ну, делать нечего. Мой парламентерский приход оказался малополезным, видимо, именно потому, что я такой, как и вы. Мне понравилось быть таким, как вы, но только с добрым сердцем. А ведь я мог стать кем угодно, даже невиданным чудовищем! Но нет, человеческая оболочка для всех вас пострашнее, особенно если в ней должное содержание. А я… что-то во мне не сработало… словно больной. — Он закрыл глаза, поморщился. — А теперь-прощайте. Я оставляю вас.

Костя не двинулся с места.

— Уходите же, уходите, прошу вас! Вы не должны видеть… ничего.

7. Большой туман

С Васильевым он столкнулся в коридоре прокуратуры.

— Что нового, Константин Сергеевич?

— Да вот… — Костя приложил папку к груди. — Конец этому делу.

— Так, так. — Васильев был совсем другой — спокойный, доброжелательный. — Конец, говорите? Отлично. Значит, насколько я понимаю, ваш Загранцев исчез?

— Исчез, Василий Васильевич.

— Жаль. Ну да ладно… А как же теперь быть с пострадавшими? Кто будет отвечать за деяния Загранцева?

— Но… он же не человек. Мы же не можем…

— В том-то и дело. Ну, насчет формулировки посоветуемся с Семеном Ипполитовичем, а пока не будем ломать голову. — Он вдруг спохватился. — Прошу вас, отнесите, пожалуйста, Инне Георгиевне материал о новых фактах загрязнения окружающей среды администрацией целлюлозно-бумажного комбината-пусть срочно перепечатает то, что я пометил.

— Хорошо, Василий Васильевич. Только я должен сказать… — Костя с минуту колебался — говорить ли, потом торопливо выложил:-Я все-таки пригласил к нам профессора Ильина…

— Ну и молодец! — весело сказал прокурор.

— Так ведь если бы раньше…

— Ничего, ничего. Этим история не закончилась, попомните мое слово! Ждите продолжения, Константин Сергеевич!.. Да, а вы крепко спали этой ночью? Я, понимаете ли, проснулся около четырех часов и увидел — угадайте что! — увидел у себя на подушке крохотное хвостатое облачко! Не успел приподнять голову, как оно-юрк в форточку и было таково!.. Вот я теперь и думаю: не тот ли это туман, о котором так много нынче болтают? Если тот… какая гарантия, что сейчас перед вами настоящий прокурор Васильев, а не его двойник, как это случилось с Загранцевым! А может быть, и вы тоже теперь не настоящий Константин Сергеевич? Подумайте-ка на досуге, мог ли настоящий молодой следователь Груздин так быстро и безошибочно разобраться в сложной ситуации с Загранцевым.

Васильев засмеялся и вразвалку зашагал к своему кабинету.

Когда Костя вернулся от машинистки, его позвали к телефону. Звонил Загранцев.

— Простите… — послышался в трубке смущенный голос. — Мне жена ничего толком объяснить не может…

Что я мог тут натворить, если… меня не было в городе?

— А когда вы приехали? — поинтересовался Костя.

— Вот только с поезда… И ничего не понимаю!

— Вы можете сказать, где были последние десять дней?

— Разумеется… Хотя вы можете и не поверить — был в плену у леса. Заблудился и не мог выбраться. Да к тому же подвернул ногу-три дня гостил у лесника.

— Еще вопрос, Виктор Ильич: вы помните, что с вами произошло в предобеденное время двадцать девятого июня?

На том конце провода возникла пауза.

— По-моему, да, — ответил наконец Загранцев. — Я ходил за реку в лес. Ну и… заблудился. Вот и все.

— А перед тем как войти в лес?

— Перед тем как войти в лес… Ну, разумеется, был на опушке.

— Ничего странного не наблюдали?