Стефан Вайнфельд - Симпозиум мыслелетчиков Страница 10

— Сливак! — крикнул я. — Пакотек! Подойдите ко мне и возьмемся за руки!

Как я и думал, приказ выполнили первые номера; я почувствовал прикосновение человеческих рук из плоти и крови. Я принял на себя командование и отдал приказ:

— Когда крикну «три», кидаемся на них. Раз, два, три!

Мы что есть мочи побежали к нашим двойникам, а они — исчезли. Просто-напросто расплылись в воздухе. Были да сплыли. Мы добежали до мыслелета и как можно быстрее влетели внутрь, старательно задраив люк, а потом кинулись к креслам. Мы были слишком возбуждены, чтобы немедленно сконцентрироваться и вернуться на Землю. Тяжело дыша, мы вначале перебрасывались отдельными словами, наконец успокоились настолько, что уже могли начать беседу. Ее темой, естественно, было удивительное появление двойников.

Шаг за шагом анализируя все, что произошло, с того момента, как мы покинули мыслелет, мы пришли к интересному выводу. Мы заметили, что двойники вели себя точно так, как мы сами некоторое время до этого: делали те же жесты, те же гримасы, произносили те же слова. Это не могло быть коллективной галлюцинацией, как нельзя назвать галлюцинацией эхо тех слов, которые возвращаются к вам, отраженные от каменной стены. Эхо! Да, в этом что-то есть. Может быть, где-то за ближайшей звездой проходил абсолютный барьер времени, и поэтому все, что происходит здесь, немедленно повторяется, отражая прошлое. Если б это открытие, как большинство великих открытий, сделанное случайно, подтвердилось, наши имена навсегда вошли бы в историю науки.

Но как проверить правильность гипотезы без соответствующих приборов и — что еще хуже — без соответствующей научной подготовки? Мы решили снова довериться случаю и выйти из корабля, для безопасности предварительно связавшись друг с другом линем, словно альпинисты. На этот раз долго ждать не пришлось. Тотчас же появились двойники, уже не три, а целые толпы двойников, несколько Алойзов, Карелов, я сам в достаточном количестве экземпляров. Они гонялись друг за другом, отдыхали, разговаривали, звали друг друга, кричали, словом, делали в точности то же, что и мы совсем недавно.

Мы вернулись на борт мыслелета. Все было слишком запутанно, слишком сложно. Одно казалось несомненным: это не эхо времени. Слишком много жестов, гримас, слов, и все это — теперь, одновременно, а раньше, когда мы действовали сами, — с определенными промежутками. Может, на Земле и найдется какой-нибудь мудрец, который сумеет объяснить нам это. Вернуться бы на Землю…

Пятнадцать минут мы отдыхали, чтобы потом как следует сосредоточиться. Я отдал должное своим увлечениям и вспомнил литературу эпохи Просвещения… Гулливер среди лилипутов? Нет. Робинзон? Скорее всего, да. Какое изумление он пережил, услышав голос: «Робинзон! Бедный Робинзон!»

— Эврика! — воскликнул я. Оба мои товарища так и подскочили в креслах.

— Нашел! Отгадал загадку! Мы — на попугаичьей планете!

Они не поняли. Тогда я быстро объяснил:

— Планета населена космическими попугаями, точнее, космическими хамелеонами, которые совершенно бессознательно, но очень точно воспроизводят внешний вид предметов и подражают голосам других существ. Быть может, кроме хамелеонов, никого другого на этой планете нет, а есть только растения, которые хамелеоны научились копировать; хамелеоном могло быть и убегающее от нас дерево. Когда стадо хамелеонов увидело людей, услышало их голоса, радости их не было предела. Каждое наше движение, каждый жест были точно зафиксированы, а затем повторены. Вот чем объясняются гримасы веселья, потом утомления и изумления; если когда-нибудь на этой планете высадится человек, то, введенный в заблуждение нашими копиями, которые, быть может, будут передаваться в роду хамелеонов из поколения в поколение, он подумает, что попал на другую Землю.

Наши имена, друзья, не войдут в историю, но наши лица, наши голоса теперь зафиксированы и, возможно, останутся в космосе до тех пор, пока существует род галактических хамелеонов.

110

— Поздравляю, слышал, слышал! Какой успех! — редактор «Обозрения ближнего космоса» вышел из-за стола и энергично пожал руку Петкевича. Но тот уже больше не мог сдерживать злость и взорвался:

— Вы поставили меня в идиотское положение! Вы специально подстроили все это!

— Что вы, я только помог вам попасть на симпозиум…

— Липа это, а не симпозиум! Литературный кружок космических хоббистов!

— Молодой человек, если вы по-прежнему хотите стать журналистом, вам следует избегать жаргона. Это так, между прочим. Что же касается мероприятия, в котором вы участвовали, оно носило несомненно научный характер: это симпозиум воображения. Исследователь космоса, лишенный воображения, не может рассчитывать не только на успех, но и просто на благополучное возвращение. Вы специалист в области литературы средних веков, вам но следует забывать о том, что если б не романы Жюля Верна и Жулавского, не проекты Кибальчича и Циолковского, то не было бы и полета Гагарина.

Редактор извергал потоки слов. Мартын не мог ничего возразить. Впрочем, откровенно говоря, он был склонен признать правоту редактора. Разве не воображение и его производная — мечта тысячелетиями были движущей силой, превратившей человека из кроманьонца в завоевателя космоса?

— А кроме того, — добавил редактор, шутливо улыбаясь, — согласитесь, что человеку противопоказано всегда быть чересчур серьезным. Время от времени ему просто необходимо пофантазировать, просто так, для развлечения…

— Значит, я прав, — упирался Петкевич. — Все, что происходило на симпозиуме, было высосано из пальца!

— А то, что вы пили? — с улыбкой спросил редактор.

— Это, я думаю, единственное заслуживающее доверия доказательство того, что межгалактические экспедиции реальны. Ни в Солнечной системе, ни в ее окрестностях мне не доводилось пробовать такого напитка…

Он лучше любого из синтетических напитков, даже лучше натурального томатного сока. Он бодрит, проясняет мысли, улучшает настроение… Вы пробовали его?

— Дорогой мальчик, — загадочно улыбнувшись, сказал редактор, — со временем ты поймешь, что никто не в состоянии точно указать, где проходит граница между вымыслом и правдой. Можешь ли ты утверждать, что космические хамелеоны родились только в твоем воображении и нигде во Вселенной на самом деле нет таких существ? Что же касается напитка…

Редактор открыл встроенный в стену шкафчик и вынул из него два сосуда, точь-в-точь таких же, как те, что применялись для экспериментов на симпозиуме, а также оригинальную емкость для жидкости из толстого темного стекла, похожую на сужающийся кверху цилиндр.