Изнанка матрешки. Сборник рассказов - Виктор Васильевич Ананишнов Страница 102

Лишь однажды мой провожатый остановился и поднял руку. Навстречу нам вышел его двойник – я их не мог различить. Они обменялись отрывистыми выкриками.

– Клепс! – не оборачиваясь ко мне, произнёс мой клотышанин, когда другой показал, по-видимому, куда нам следует идти дальше и, даже не взглянув на меня, ушёл с дороги.

«С характером народ! – подумал я о клотышанах. – Да и вообще хмурые какие-то. А что? Клот, скажем, на их языке означает – хмурый, а ыш – народ. Или кло – хмурый, а тыш – народ. Кло-тыш – хмурый народ!»

Мои этимологические изыскания были прерваны выходом по светлые своды неизвестной уже по счёту галереи.

И ещё я думал, шагая в неизвестность, о том, о сём, а подспудно, но пока сдержанно, билась одна робкая, однако постоянная мыслишка.

Случай со мной, если это не иллюзия, – пожалуй, уникальный в практике Контакта с внеземным разумом. Контакта, о котором пишут всегда с заглавной буквой.

Настоящие космические труженики – Пионеры, Десантники, Исследователи, Строители – открывают и обживают планеты, планетные системы, гроздья звёзд с планетными системами, а Контакта у них так-таки может и не произойти за всю их рискованную жизнь, хотя вся она у них поставлена во имя Контакта.

Контакт – великое дело! Были же Контакты. И чем только они не заканчивались. Чаще разочаровывали. Были и забавные случаи. И трагические. А неожиданные Контакты… Да что говорить, были Контакты. Каждый по-своему неповторимый, своеобразный, исключительный, как по результатам, так и по его проведению.

Как правило контактирует команда звездолёта или целая экспедиция. Порой годы подготовки. На Земле предконтактная лихорадка, брожение умов, десятки проблемных институтов. Иногда целое поколение вырастало в ожидании нащупанного Контакта. Так что, Контакт – дело эпохальное…

И вот я. Случайно, и не то чтобы в космос попал по делу, а на пустынную планету забрался в качестве несчастного затравщика, и на тебе – контактирую.

Кон-так-ти-ру-ю!

Как из одного города в другой переехал. Спросили, как зовут, откуда? Я ответил. Всё понятно. Раз-два – я в дамках…

Обо мне же теперь в школах говорить будут! О моём Контакте, обо мне! Обо мне и о Контакте! А?..

Откуда-то донёсся приглушённый рокот, возникающий при многочисленном сборе людей. Такой вот гул пяти миллионов зрителей встречал нас, участников пробега по Гигантской петле, за десятки километров, когда тикроновая дорога изгибалась в поле видимости огромного стадиона, и втягивалась в его ущелью подобному сооружение. Но то были раскаты, создаваемые землянами, пронизанные музыкой, весёлыми и радостными кликами, словами поддержки.

Здесь же это походило на недобрый гул, ропот, и чем дальше мы шли, рокот большой толпы становился громче, грознее.

Неожиданно галерея раздвинулась и перешла в громадный амфитеатр, битком набитый клотышанами. Сколько их тут было! Как будто их натискивали сюда – один на другом.

Мой клотышанин, я за ним, вышли на площадку в торце амфитеатра. До противоположного края добрых полкилометра.

С нашим появлением шум угас, я огляделся, увидев вокруг на площадке плотную группу клотышан, похожих на одно лицо.

И все, все смотрели на меня. Я болезненно ощутил их всеобщий взгляд – насторожённый, враждебный, нетерпеливый, готовый сорваться в гнев.

Всю мою бодрость и даже некоторую весёлость, окрашенную мыслью о Контакте, как рукой сняло. То, что я считал Контактом, оказалось прелюдией. Настоящий Контакт, если он ещё состоится, только начинался, и всё теперь, наверное, зависело от меня, от моего умения.

Я почувствовал себя неуверенно. Да и какая тут может быть уверенность?..

Ко мне почти вплотную подкатились двое, совсем маленькие, ниже моего пояса, сморщенные, дряхлые. Глаза же у них – горящие угли – злые, подозрительные, цепкие. Они меня осматривали минут пять. Может быть, больше или меньше, да мне тогда могло показаться всякое. Все эти минуты вокруг стояла тишина.

Я вначале, заглушая надвигающийся страх, пытался заговорить, жестикулировать, однако тишина и объединённый недобрый взгляд стариков сковал мои члены, я не шевельнуть ни ногой, ни рукой, ни языком. Глухо и сильно застучало сердце, его удары отдавались в висках и мешали что-либо подумать, сообразить, собрать мысли.

Казалось, они взглядом пронзали насквозь, словно выискивая у меня что-то внутри. Внезапно чувство неясной вины охватило меня. Я готов был отказываться, оправдываться и доказывать. Но что? Не знаю. Сейчас не знаю, не помню, а тогда, перед неподвижными клотышанами, знал и мучился.

Наконец глаза их погасли, потеряли силу надо мной. Молча в затянувшейся тишине они отошли в сторону и пропали.

Засветился сиреневым светом огромный экран на противоположной от меня стороне амфитеатра, на нём появились размазанные тени. Тени рассекали молнии, и они, опадая, замирали без движения.

Я ничего не понял, а клотышане зарычали, да именно зарычали, глядя на экран, замахали руками, лица их исказились злобой.

Тени на экране пропали и уступили место удачно заснятой цветущей равнине. На ней видны в живописном растительном обрамлении розоватые пятна построек. Вдали из-за горизонта хорошо просматривался чёрный столб, поднявшийся к самому небу. Он надвигался на зрителей, разбухал, и становилось ясно, что диаметр его огромен, и на его фоне строения казались игрушечными кубиками. Столб, нет, уже сплошной вал, перекрывший всю ширину заснятого пространства, стремительно приближался, строения розовыми каплями взлетали вверх и истирались в пыль…

А амфитеатре буря гнева.

Темнота тощие поглотила весь экран. Секунда, другая, третья…

Клотышане, тощие, полуголые, едва держащиеся на ногах, а перед ними… Землянин!..

Холодок ужаса обволок меня со всех сторон, злобные крики раздались с удвоенной силой.

Задохнувшись, я смотрел на землянина, человека Земли. Да, да, человека. Огромный детина, мускулистый, самоуверенный, с красивой осанкой. Только вот… Фу-у! Только вот у него глаза не наши – большие и выпуклые, а зрачки щелевидные, как у кошки. Уши торчком – собачьи. Да и всё остальное… Это не землянин!.. Я перевёл дыхание.

Псевдо человек на экране поворачивается лицом к зрителям, изображение застывает. На меня падает сноп света. Клотышане кричат, но уже не так сильно. Мне кажется, не так зло. Я обретаю способность думать, переменить позу, взглянуть без страха в толпу клотышан.

Демонстрационный сеанс закончился. Ко мне подкатил клотышанин, взял за руку, подвёл к краю площадки. Ткнул пальцем вперёд, мол, смотри. Экран вновь засветился. На нём появились лучистые рубиновые точки, расположенные знакомым узором. Я мгновение вспоминал, где видел похожую картинку и вспомнил-таки – это звёздное небо Недотроги.

Изображение поползло вправо, выхватывая новые созвездия. Местоположение нашего солнца осталось где-то вне экрана. Потом вспыхнула какая-то звезда, и, стоящий рядом клотышанин испустил из рук серебристый луч света, описав на экране кольцо вокруг этой звезды. Вопросительно глянул на меня.

– Хек? – раздался общий выдох амфитеатра.

– Нет! – энергично мотнул я головой. – Надо вернуться назад!

Жестами и словами я объяснял, чего хочу, прежде чем они догадались передвинуть видимый участок