Антон Краснов - Душеприказчик Страница 104

— А я вообще в темноте неплохо вижу, — отозвался Эрккин, — немного глаза попривыкнут, и все-все угляжу. Да у меня вообще большая практика работы в темных помещениях, эге! — добавил он, хитро оглядывая присутствующих.

— Мне, собственно, фонарь тоже не требуется, — заметил бретт-эмиссар, — так что возьмите и пользуйтесь.

Фонарь перекочевал в распоряжение Ани и Табачникова. Из рощи на них пугливо смотрели сектанты, но приблизиться не решались…

Один за другим все пятеро спустились в галерею. Если под проломом еще что-то можно было разглядеть, то несколько шагов в сторону привели к тому, что исследователи очутились в слепящей тьме, в которой нельзя различить даже кончика носа. Все замерли. Рэмон Ррай заканчивал настройки своего лейгумма, стоя с закрытыми глазами и ощущая острыми лопатками мощный массив стены. Гендаль Эрккин крутил головой и, несмотря на хваленое гвелльское зрение, пока что ничего не видел. Профессор шарил фонариком по стенам, а Аня придерживала его за локоть.

— Готовы? Идем, — произнес наконец Класус. Табачников задыхался от переполняющих его эмоций и не успевал смахивать со лба пот, хотя в галерее было отнюдь не жарко. Еще бы он не задыхался!.. Если не врут предания, исторические хроники, — а уже сейчас очевидно, что они не врут, — то под его, Олега Павловича, ногами находятся плиты, по которым уже ВОСЕМНАДЦАТЬ ТЫСЯЧ ЛЕТ не ступала нога человека! Еще не планировалась постройка пирамид в египетской пустыне, а эти гладко отшлифованные камни уже несли на себе отпечаток древности, цена которой — тысячелетия! Олег Павлович едва не выронил фонарь, ударился лбом об острый выступ в стене и тотчас же дал себе зарок до поры до времени умерить восторги: еще не хватало свернуть шею или размозжить башку на пороге великого открытия!

Галерея забирала под уклон, вниз. В основном полого, почти незаметно, но местами — довольно круто, градусов под тридцать — тридцать пять. Первым шел Класус, ступавший уверенно, как будто не было вокруг него тысячелетней тьмы, в которой не разглядеть и собственного пальца, поднесенного к лицу… Далее выступал несколько освоившийся Эрккин, за ним — Рэмон Ррай, поскрипывающий зубами от рези в глазах. Зиймалльцы замыкали шествие. По мере того как команда продвигалась вперед по подземному ходу, потолок и стены раздвигались. И если исходной точкой пути был отрезок галереи высотой не более чем в пять-шесть метров и шириной — не более четырех, то теперь свод галереи вознесся на добрый десяток средних человеческих ростов. А между стенами могли, пожалуй, поместиться хоть пять грузовиков — вроде того, на котором приехали на раскопки ученый Табачников и прочие.

— Не годится идти вслепую, — вдруг сказал Класус, — этак мы можем прийти неизвестно куда. Значит, поступим так. Если принять за аксиому, что фундамент, стены и своды этого подземного сооружения сделаны из одного и того же материала, а это — скорее всего, то я могу просканировать пространство вокруг нас и составить трехмерный план-схему этих галерей.

Эрккин толкнул Рэмона Ррая в бок: дескать, учись, какой основательный подход к делу!

Бретт-эмиссар сдержал слово: при помощи сканера и процессора, встроенных в ИЗ, ему удалось смоделировать то, что окружало пытливых исследователей и находилось преимущественно ПОД ними. Построенная голографическая трехмерная модель, засветившаяся в воздухе, оказалась конусовидным сооружением, верхняя треть которого была срезана под углом. Внутри пространство конуса было пронизано бесчисленным количеством ходов, идущих вертикально, горизонтально, под углом, по спирали или расходящихся лучеобразно. Никакой системы в этом хаотическом нагромождении ходов не прослеживалось. Кроме того, в нескольких местах на план-схеме высвечивалось нечто, напоминающее пчелиные соты. Правда, учитывая масштаб голографической проекции, следовало признать, что каждая такая «сотовая» ячея была размером с типовой пятиэтажный дом, которыми изобилует каждый зиймалльский город — в том числе и в Средневолжской губернии при ОАЗИСе № 12. Ближе к центру пространства, ограниченного поверхностью неправильного усеченного конуса, виднелось несколько более крупных пустых пространств довольно сложной формы. Их было четыре, три ближе к основанию конуса, а одно — очень близко к геометрическому центру огромного подземного сооружения.

…Замерев, они смотрели на светящуюся во тьме трехмерную конструкцию. Первым нарушил молчание Рэмон Ррай, он ткнул пальцем в самый верх конуса, близко к наклонной поверхности, составляющей верхний срез сооружения, и спросил:

— А это что за оранжевая точка светится? Никак мы, что ли?

— Угадал. А если увеличить, то вот тут — вход, точнее, пролом, через который мы проникли, — с легкой иронией, которой сегодня за ним еще не замечалось, отозвался Рэмон Класус. — В таком масштабе, конечно, разглядеть сложно, но…

— Так мы уже… уже шагов двести пятьдесят прошли! — медленно проговорил Табачников. — А на вашей план-схеме и не видно этого расстояния толком! Какие же размеры у этого подземного… не знаю, как назвать?..

— С самого начала понятно, что внушительные, — примирительно откликнулся Эрккин.

Олег Павлович погрозил кому-то кулаком и с придыханием выговорил:

— Ну, пусть какой-нибудь засушенный бюрократ, доктор исторических наук, только попытается вякнуть, что моя гипотеза — чушь и бредни выжившего из ума старикашки!..

В то же самое время, как Олег Павлович Табачников самоутверждался в плане своей профпригодности, патрульный катер ОАЗИСа № 12 совершал контрольный облет территории Средневолжской губернии. Высота была довольно приличной, и оба патрульных офицера, выставив режим автопилота, негромко беседовали и рассуждали о жизненных перспективах.

— После того как мы накрыли сходку торговцев оружием как раз в этих координатах и я лично в этой операции поучаствовал, — говорил один из них, по виду определенно местный уроженец, крепкий темноволосый парень, — я думал, что меня возьмут на повышение в ОАЗИС. Меня же в приказе сам Эмиссар, ллерд Зайверр, отметил. Но, наверно, не сочли нужным.

— И ты в претензии, не так ли? — осведомился второй, с ярко выраженными аррантскими чертами лица, светлой кожей и редкими рыжеватыми волосами, очень подвижный. — Обиделся?

— Зачем же, я ведь службу несу, тут обиды неуместны. Долг превыше всего, а поощрение должно быть вторичным, — смутился первый.

Он изъяснялся очень правильным русским языком, тщательно проговаривая все окончания и ставя паузы между словами, как это обычно делают иностранцы. Впрочем, Валерий Климов, уроженец Саратова, входящего в Средневолжский округ, давно уже перестал быть русским парнем Валерой и превратился в среднестатистического офицера Охранного корпуса. Он говорил правильными, словно с протокола считанными фразами, которыми не стал бы пользоваться никакой нормальный человек, — просто потому, что в такой манере разговаривают разве что роботы. Офицер Охранного корпуса Климов был по-своему очень неплохим существом (не сказать — человеком), однако ему не хватало непосредственности, воображения и инициативы. Собственного мнения и собственных желаний Климов не имел, исполнял букву аррантского Закона и любой параграф этих законов в его глазах весил неизмеримо больше, чем иная человеческая жизнь. Он был абсолютно неподкупен и абсолютно неустрашим — совершенное орудие закона, мечта всех борцов с коррупцией. И таких, как он, было много. Недаром покойный Анатолий Петрович Груздев жаловался, что ему совершенно не дают работать. Еще бы!.. При наличии таких ценных кадров, как Климов (с детства воспитанный по особым аррантским методикам), опасно было даже сморкаться в неположенном месте, а не то что проворачивать наглые сделки по продаже крупной партии ММР, за которые полагалась смерть на месте. Такие чрезвычайные полномочия патрулей, однако, оправдывались тем, что ни один офицер Охранного корпуса ОАЗИСа, так называемый «синий», никогда не привел бы приговор в исполнение, не будь он на сто, на сто пятьдесят процентов уверен в виновности подозреваемого!..