Многократор - Художник Её Высочества Страница 106

— Так понимаю, вы не откажетесь помочь нам. Я снимаю свой главный фильм. За ним хоть стерилизация. Статистических ролей масса и дублей не избежать. Одних только Вельзевулов трое. Но! Несмотря на то, что роли если и безречевые, никто не осмелится утверждать, что они третьестепенные. Или со мной кто-нибудь не согласен? — обращаясь вполоборота к своей команде.

Никто не возражал. Более того, дама за роговыми очками даже приложила маленькую ладонь к своей внушительной груди и умильно закатила глаза.

— Масть повалила крупными кусками.

Только сейчас Степан заметил: за бутафорской колонной коринфского ордера в кресле сидит мальчик с пуделем у ног. Глаза у мальчика с подлинкой какой-то, что ли. Или уж на первый раз сказать: со шкодинкой.

— Помолчи, Францишек. Иди, между прочим, выгуляй собаку. Друзья мои, — главреж величаво махнул декадентскими пальцами в некую даль. — Пора! За работу, в павильоны!

Пудель вскочил, вывалив язык, гнусненький мальчик нехотя поднялся с кресла, дама за роговыми очками бросилась к телефону.

— Аллэ! Павильоны три, двенадцать, зэд приготовиться к прогону, статистов в гримерные, свет по указанию. Снимаем пробный ряд; вход в ад, персонажи, коллизии, божественное вмешательство. Готовность через тридцать минут. Вопросы есть? Поняла. Влчек, сообщили, что нашли последнего Вельзевула и уже гримируют.

— Ай-я-яй, какое фиаско! Придется нашему артисту начинать карьеру заново. Пойдете в простого чёрта-мухопожирателя, дружище?

Степан плёлся последним, хмуро размышляя о том, как ему быть. Ведь фактически никто его персонально не спросил о согласии участвовать в каких-то более чем незапланированных съемках.

По дороге главреж не обделил вниманием никого. Умело он организовывал пространство вокруг себя.

— Чем занимаетесь, уважаемый?

— Непосредственно сейчас? Ну… клошар.

— Это временно, как я понимаю, а раньше-то?

— Да… мы уж так-с, ножки моем, — воду пьём.

— Простите, всё-таки не сообразил?

— Э-э… да в комитете по утаптыванию пешеходных дорожек, — и на пристальный взгляд, кисло бросил. — Баклуши бью. Что ещё остаётся универсалу?

Головатый несколько потускнел рядом с мантией. Несмотря на то, что та бита молью и не один горностаевый хвост утерян. Очень даже может быть, что утеряны они ещё во времена съёмок фильма «Иван Грозный». Уж больно гневлив и порывист был сей царь в исполнении известного артиста Н. К. Черкасова, удостоенного за эту роль сталинской премии.

— Сегодня ключевые съемки. Даёте вы мне карт-бланш?

— Берите, ёлы-палы, — отдаёт за всех бедовый.

Степан качает головой. От судьбы не уйдешь, как от администрации Рима.

— Я всё присматриваюсь украдкой, и только вот пришло озарение! Тугодум я! Если, скажем, чуть умягчить пепелинкой редкий стальной оттенок волос… И чуть подсурьмить… ну неважно! — даже остановился на мгновение. — Хм! Пожалуй, вы, Абигель, можете свести с ума миллионы зрителей мужеского пола. Не попробаваться ли нам на серьезную роль? Фотосессию?

Их разобрали сначала по костюмерным, потом загримировали. Степан глянув на себя в зеркало, всплеснул руками. Типичный мелкий черт-мухопожиратель! Прижал хвост к боку, чтоб не стучал о косяки и зацокал на копытах за роговыми очками. Появились Головатый с Бадьяном. Их сразу не узнать, бесовское отродье. Оба возбуждены и ржут, грешные. Явилась Абигель. Все разом умолкли. Крылья белые, хитон белый, лицо белое, глаза хитрые. Невыносимо хорошенькая! Рядом шел такой же, в белой муке, прислуживающий ангельскому чину.

— Хали-халё. Разрешите представиться — ангел, — и дошутил. — Пойдем вместе, а то мало ли что, все-таки ад! Я — Пармен.

Ангела Пармена приставили к их группе для консультаций в процессе съемки. По сюжету, Белая фея, дочь Розы (Абигель) должна в сопровождении ангела-заместителя и их, мелких чертей-мухопожирателей, гармонично двигаться вдоль съемочного конвейера, переходя из сюжета в сюжет, воплощая собой мысль, что ад когда-нибудь потеряет свой ужас и станет святым местом, а Белая фея, дочь Розы является официальным поверенным, споспешиствающим ревизии. Пармен — студент Государственного института кинематографии, будущий актёр. Здесь он как

рыба в воде. И практика, и зарабатывает на жизнь. Гжимултовский — его глубокоуважаемый кумир, а сам он член Компартии.

После, содрогнувшего службы, крика Гжимултовского: «Каждое мельчайшее телодвижение буду принимать по акту!» вспыхнула масса багровых прожекторов. Только перед ними осталось нормальное дневное освещение.

— Начинаем отсюда, — пояснил Пармен. — Вход в ад.

Их еще немного обхлопотали по ходу: вернули степанов хвост на место, припудрили носы сажей, поправили складочки. По рельсам двинулась платформа кинооператора. Выбежала девушка, неожиданно прокуренным голосом крикнула заклинание и выстрелила хлопушкой.

— Понеслась душа в рай, — проговорил Пармен и добавил. — Коммунистическая партия считает необходимым проведение систематической научно-атеистической пропаганды, не допуская при этом оскорбления религиозных чувств верующих.

«Можно представить, как бы воняло, если бы мухи построили коммунизм. Кругом бесплатного говна лежало б в изобилии, хоть заешься.» — подумал Степан и впервые заинтересованно оглянулся. Хохлы придавали чёрту внешность немца во фрачной паре. А у этих как? Чёрт на куриных ногах?

— Кто идёт? — вопрос префектусов, стражей ворот, хранителей порога с этой стороны.

— Идёт любовь искупителя, — ответил за всех член Компартии. — Впустите нас, совершенные.

— Войдите и берегите душу, кто не грешен, — разрешили префектусы, отшагнув в стороны.

Несмотря на их важные, как у всех охранников, консьержек и швейцаров, рожи, шагнули префектусы потешно. Имели они короткие, набитые ватой штаны, по форме напоминающие латы, гульфик грушей, поэтому и передвигались нараскорячку.

Далее следующим порядком: вход в ад — круглая дыра, в которую рядком пройдут три слона, несколько наклонена назад. В верхней части, на границе света и тьмы, добра и зла, жизни и смерти, несётся на месте колесница. Сверху от солнца (огромный прожектор) — жуткий жар. Даже у стоящих внизу поплыл грим на лицах, что уж говорить про статистов в колеснице, изображающих из себя подобие индийских близнецов Ашвинов. Коняги, гнедая и белая, смертельные враги друг другу, но уравновешенные, сделаны преискусно. Черное колесо колесницы, что от луны, не крутится, зато колесо белое, что от солнца, вращается с бешеной скоростью, только тонко воет электромотор.

Черти за кадром ударили плякэ и их группа вторглась в ад. В багровом полумраке встречал страж внутренней стороны.