Александр Крашенинников - Поиск - 92. Приключения. Фантастика Страница 106

Он присел на корточки и внимательно осмотрел основание полусферы. Может быть, разгадка таится здесь?

Он сидел и думал.

Багряный свет закатного солнца прощально скользнул по белоснежной печной трубе, а вслед за ним наползала быстро густеющая тень сумерек. Труба мягко белела, грозно украшенная сиреневыми тенями, а купы деревьев над крышей стали неразличимы, и только шепот листьев под набежавшим ветерком подтверждал их продолжавшееся присутствие в окутанном тьмой пространстве.

Снизу, со двора, донесся беспокойный голос матери. Она искала мальчика и звала домой.

Голос звучал все беспокойней и требовательней, в нем уже слышались угрозы, а он все никак не мог что-нибудь придумать.

— Подожди, жук, — наконец сказал он. — Подожди до утра. За ночь я обязательно придумаю, как тебя перевернуть. Но за это ты свозишь меня к облакам. Согласен?

— Да-а-а… — прогудел жук, — Иди-и-и… Я подожду-у-у…

Операция, сделанная одним из лучших хирургов страны, прошла успешно. Но старость есть старость. В палате реанимации Конструктор провел более полугода. По настоятельным требованиям медиков все это время он был полностью отрезан от любой информации, касающейся положения дел в его отрасли. Это случилось впервые за долгие десятилетия его деятельности, прославившей его имя в стране и во всем мире. Чем были заняты его мысли эти полгода? Он не делился ими ни с кем — ни с изредка навещавшими его близкими, ни тем более с обслуживающим персоналом.

Когда ему снова позволили вернуться к работе, окружающие увидели как будто бы прежнего человека с тем же острым, проницательным умом. Но вскоре все стали замечать: старик начал заговариваться. Внезапно, среди сугубо делового разговора, он умолкал, погружался в себя, изредка произнося что-то неразборчивое.

— Что-что? — почтительно переспрашивали коллеги.

Он ничего не отвечал. Оцепенение могло длиться довольно долго.

Однажды он отключился в середине совещания, слушая доклад своего подчиненного. Это не сразу заметили. Но докладчик вдруг понял, что старик не слышит его. Он умолк. И в тишине раздался внятный голос старика.

— Отвезите меня домой.

Его отвезли. Но на пороге квартиры он неожиданно с силой отбросил заботливую руку сопровождавшего и выкрикнул:

— Не сюда. Домой.

И он произнес название города, в котором родился.

Руководство института провело срочное совещание с медиками. Перенесет ли старик столь далекое путешествие? Но немногословный профессор сказал:

— Воля умирающего — закон.

…Они прилетели на персональном «скарабеусе» Конструктора. Среди бесконечного многоэтажья странным пришельцем из прошлого выглядел дом с нелепой печной трубой, сверху почти невидимый из-за разросшихся деревьев. Они сели рядом с домом, на специальной площадке, по краям которой стояли старинные «скарабеусы», первые конструкции старика. В этих краях была пора листопада, зябких утренников, переменчивых осенних ветров.

Десятилетия не изменили облика дома. Все так же деревянная лестница вела на крышу. Впрочем, возможно, здесь потрудились искусные реставраторы.

Он был по-прежнему уютен и притягателен, дом его детства. Но старик не пожелал войти в дом. Он направился к лестнице. Сопровождавшие попытались помочь ему и готовы были чуть ли не на руках нести наверх, но он твердо заявил, что полезет сам, и чтоб никто не сопровождал его. Ему не посмели возразить. Сопровождавшие остались у подножия лестницы, с беспокойством следя за стариком и гадая о природе его причуды. Они видели, как он, одолев лестницу, ступил на крышу, наклонился и, шаркая на каждом шаге, стал взбираться по железному склону. Успокаивая дыхание, он подержался за печную трубу. Затем шагнул за гребень крыши и исчез из их поля зрения.

Чтобы успокоить дыхание, он прислонился к печной трубе, и она тут же выросла над ним, как крепостная башня. Вскинув голову, он смотрел на выступы на ее вершине. Затем он шагнул за гребень. Железный склон уходил вниз. Перед ним вырос глухой забор. Старик засомневался в успехе, но, к счастью, сила еще сохранилась в его руках, и после нескольких неудачных попыток он все же оседлал забор и осторожно, обдирая колени, сполз на другую сторону. Снова открылась железная покатость, ведущая к ущелью водосточного желоба.

Вскоре он вошел в желоб.

«Зачем я иду? — думал он. — Ведь прошло столько лет. Он давно истлел, а прах смыт дождями или развеян ветром…».

«Но ведь я снова уменьшился, — думал он. — Если бы его уже не было, зачем мне удалось бы уменьшиться?..».

Жук был.

Он покоился на прежнем месте, и полусфера по-прежнему отливала металлическим блеском, но теперь не золотисто-фиолетовым и не смугло-розовым, а синевато-черным, и отражала приближавшуюся к ней фигурку с седым венчиком волос.

— Ты помнишь меня? — спросил старик, подойдя и робко коснувшись полированной поверхности, источающей спокойный холод. — Я мальчик из этого дома. Внизу, под этой крышей, я жил с матерью и отцом. Их уж давно нет на свете. А в доме… прости, нескромно, что я сам говорю об этом… Но следует объяснить, почему дом сохранился — единственный из тех времен. И ты должен знать, что это произошло благодаря тебе. Там, внизу, теперь музей. Я протестовал против прижизненного музея, но они сказали, что я… извини… да, что я прославил свой город, и им хочется, чтобы здесь был музей…

Старик устал от длительного монолога и замолчал. Молчал и жук. От него исходила безнадежная тишина, как от заводной игрушки, у которой давно сломалась пружина.

— Помнишь, как ты ударился о печную трубу и упал сюда и перевернулся? А потом к тебе подошел мальчик и попытался помочь. Он хотел помочь, но не просто так. А чтобы ты в благодарность отвез его внутрь облака, где из пушинок вырастают капли. Но у него ничего не вышло. Мальчик думал до темноты, а потом мама велела ему идти домой. Он был послушным сыном и ушел домой, а тебе обещал, что за ночь придумает, как тебя перевернуть. «Ты подождешь?» — спросил мальчик. И ты ответил ему: «Подожду-у…»

Я думал всю ночь. И я придумал. Я придумал не только способ твоего спасения, но и конструкцию, похожую на тебя, которая могла бы взмывать в воздух. Мне открылись силы, способные это совершить. Я был счастлив! С этой ночи я думал только о своей конструкции, я забросил все игры и перестал подыматься па крышу… И я забыл о тебе.

Второй монолог утомил старика еще сильнее, и он отдыхал еще дольше, чем после первого. В паузе слышно было только слабое погромыхивание приотставшего железного листа на другой стороне крыши да шорох падающей с деревьев листвы. В какой-то момент старику почудилось, что внутри жука что-то дрогнуло и прозвучало. Он приложил ухо к полированной поверхности. Нет, наверное, это громыхнул железный лист.