Олшеври - Вампиры замка Карди Страница 108

Майкл знал, что придет момент, когда они начнут настаивать. И он еще не решил: уступить ему или стоять на своем до конца. Он не считал религию чем-то по-настоящему важным. Но не будет ли крещение - изменой его погибшему отцу, тете, бабушке с дедушкой? Или - наоборот, крещение только поможет ему в той великой миссии, которую он для себя предопределил?

Но главное - он не считал себя англичанином. И имя "Майкл" было ему еще противнее, чем имя "Михель". Это было не его имя. Его звали Моисей. Мойше.

Он согласился бы еще стать католиком. Если бы это как-то помогло ему в его миссии. Но лорд и леди Годальминг были англиканцами. Тогда как англиканская церковь внушала ему отвращение фальшью идеологии и обрядов.

Мойше сидел на подоконнике и наблюдал за прохожими на улице, стараясь узнать что-то о каждом из них по деталям внешнего облика. Это у него с детства была такая игра: в Шерлока Холмса. Он умудрился так натренироваться, что в Германии с первого взгляда узнавал гестаповцев в штатском. Здесь гестаповцев не было... Но Майкл часто угадывал немецких военных, скрывающихся за личинами добропорядочных лондонцев. Таких было немало. Майкл никогда никому не говорил ни о них, ни об этой своей игре. Во-первых, он знал, что никто не бросится в полицию и не попытается их задержать. Англичане слишком далеки были от войны - и слишком заботятся о своем и чужом достоинстве. Они просто побоятся ошибиться, оскорбить ненароком невинного человека... А кроме того, Мойше считал, что время для разоблачений еще не пришло. Когда он станет старше... Когда найдет себе единомышленников... Вот тогда он устроит кровавую охоту! Будет загонять их - и убивать. Без суда. И без жалости. Да, когда-нибудь это обязательно будет. А пока надо скрываться. Но, вместе с тем, не утратить навыков...

Вот он и скрывался. Делал вид, что тратит на уроки два с половиной часа, тогда как успевал их сделать за сорок минут. А оставшееся время сидел на подоконнике. И смотрел на прохожих.

Эту женщину он заметил еще издалека.

Сначала подумал: она устала. Она еле шла. К тому же ей приходилось тащить за собой ребенка лет четырех. Ребенок тоже устал, время от времени ноги у него заплетались, и тогда мать поднимала его на руки и некоторое время несла. А потом опускала на землю. Долго нести его она была не в силах.

Когда женщина подошла ближе, он увидел, что она - еврейка. Евреев в Англии было много: здесь все еще жили все, кто успел бежать из Европы в самом начале... Но эта еврейка была не из Англии. Она была так плохо одета! За плечами - солдатский мешок, чем-то набитый. Ребенок - тоже в обносках. Прохожие оглядывались на нее: кто с жалостью, кто брезгливо.

Не доходя до дома Хольмвудов, она остановилась и что-то спросила у полисмена. Видимо, по-английски она говорила плохо, и полисмен долго не мог ее понять. Зато Мойше имел возможность разглядеть и ее, и ребенка. Ребенок оказался прехорошенькой девочкой, а она... Пожалуй, она была слишком стара для того, чтобы быть матерью такого маленького ребенка. А может, она перенесла тяжелую болезнь, голодала, и состарилась прежде срока? Волосы у нее были почти совсем седые. Лицо какое-то темное... И еще - она была очень похожа на Эстер. На его тетю Эстер. Наверное, так тетя Эстер могла бы выглядеть лет через двадцать... Если бы осталась жива.

Но тетя Эстер погибла. И папа погиб. И дедушка с бабушкой. Никого из них нет в живых. Даже Лизе-Лотта, которую он называл "мамой", даже она... А мертвые не возвращаются. Только мама, пожалуй, еще может вернуться... Но ничего хорошего из этого все равно не выйдет. Потому что она - мертвая.

Мойше никогда не предавался бессмысленным мечтаниям. Он знал, что они причиняют боль и ослабляют человека. А он не имел права на слабость. Он должен быть сильным. Очень сильным. Чтобы мстить!

И он сказал себе: эта женщина только похожа на тетю Эстер, но она не тетя Эстер.

И слез с подоконника.

Мойше взял с полки учебник алгебры и принялся решать задачки. В мире формул не было места чувствам. Решая задачки, он всегда успокаивался и становился таким холодным и сильным, каким и должен был оставаться всегда.

Лорд Джеймс и леди Констанс сидели за чайным столиком. Лорд читал газету, изредка отпивая из чашки уже остывший и невкусный чай. Леди свой чай давно выпила и теперь сосредоточенно распутывала колтун на ухе одного из своих спаниелей.

Вошел дворецкий:

- Ваша Светлость, там какая-то еврейка с ребенком... Спрашивает вас.

Лорд Годальминг поднял из-за газеты усталый взгляд. Страдальчески поморщился. Отложил газету, полез за бумажником.

- Вот, дай ей и отправь восвояси...

- Нет, нет, Джеймс, прошу тебя! - леди Констанс отпустила ухо собаки и решительно поднялась из кресла. - Не будь таким черствым. Раз она с ребенком - надо накормить их и дать им адрес приюта, который организовала Мелани Стоукс. По крайней мере, какое-то время они смогут там пожить...

- Проводить их на кухню, миледи? - бесстрастно спросил дворецкий.

- Проводи их... сюда.

- Слушаюсь, миледи.

Дворецкий ушел.

- Зачем, Констанс? Зачем?! - простонал Джеймс. - Мало мне было уже пережитых испытаний... Она же начнет сейчас рассказывать, как у нее убили всю семью... А я буду страдать! А у меня потом начнется мигрень! И меня же ты обвиняешь в черствости!!! И не надо так укоризненно на меня смотреть... Я сделал для человечества больше, чем многие из тех, кого нынче называют героями! И потом, Констанс, не можем же мы помочь всем!

- Всем - не можем, - тихо сказала леди Констанс. - Но хотя бы некоторым...

Появился дворецкий. Следом за ним шла измученная, плохо и грязно одетая, полуседая женщина с солдатским мешком за плечами. За руку она тащила хорошенькую девочку. Девочка от усталости едва перебирала ногами, но с интересом разглядывала интерьеры богатого дома.

- Садитесь, дорогая. Смит, принесите две чашки! Какая славная малютка. Хочешь пирожное, деточка? Не бойтесь собак, они не кусаются, они очень добрые и очень любят детей, - приветливо защебетала леди Констанс.

Но женщина не поприветствовала ее. И не села. Она смотрела на Джеймса огромными от худобы, страшными черными глазами. Джеймс дернулся - его раздражал этот взгляд.

- Не узнаешь меня, Джейми? Не удивительно. Я изменилась. Но это все еще я, - мягко сказала женщина.

Джеймс снова дернулся, словно сквозь его тело прошел разряд тока. Вскочил и нервно, заикаясь заговорил:

- Что... что вам угодно?

Он снова вытащил бумажник. И тут же уронил его: так дрожали руки. Один из спаниелей подхватил бумажник и подал хозяину.

- Не беспокойся, Джейми, денег мне не надо. Я справлюсь. Раз выжила теперь справлюсь с чем угодно. Я пришла к тебе только узнать... Не знаешь ли ты что-нибудь... хоть что-нибудь о Лизе-Лотте? И о Мойше. То есть, о Михеле...