Андрей Щербаков - ДМБ-2010 Страница 11

Дверь водителя распахивается.

Вот это сюрприз — Лела!

Я опускаю на землю чемоданчик с Inmarsat'ом, протягиваю вперед руку и громким голосом пою:

— Где ты, моя черноглазая, где…

Допеть до конца мне не дают.

— Ой, ухо отпусти!

— Вот тебе, Котяра, вот тебе за все, — очень больно таскает меня за ухо. Я не сопротивляюсь. Поделом!

— Это кто же тебя научил маленьких обижать?

Отпускает меня. Отворачивается, идет к машине. Я за ней. Довольный, усаживаюсь в прохладу, как всегда на заднее сиденье по диагонали от водителя. Черная грива загораживает мне все. Лела, не глядя на меня, говорит:

— Кто это тебя так отделал?

— Понимаешь, снежный человек встретился…

— И он же руку забинтовал?

Я в затруднении замолкаю.

— Ох, Кот, какое же ты трепло! Твои уже в аэропорту. Я тебе взяла билеты на сегодня и на завтра, на выбор. Со своими полетишь или завтра? — ее голос в конце чуть заметно дрогнул.

Да, жизнь богата выборами между плохим и худшим. Мысленно в который раз назвав себя свиньей, говорю:

— Сегодня. А то мне еще завтра доклад делать… в Минске.

Она резко трогает с места…

Я сижу у мамы на даче в кухне и пью чай с клубникой. Мама тревожно смотрит на мою забинтованную левую руку:

— Как это тебя угораздило?

Дожевывая, невнятно говорю:

— Да вот, зазевался, дверью в поезде чуть прижали, ничего страшного.

— Но зато загорел здорово.

Да, загорел я здорово. На всю жизнь. Но ничего, мама скоро перестанет это замечать…

Когда мне становится слишком весело, я смотрю этот файл. Высота съемки очень большая, но видно все четко.

Юлька сидит, прислонившись спиной к большому валуну. Руками обхватила колени, волосы рассыпались, лица не видно. Ведь она спит, правда?

Она не обманула меня. Я действительно встретил ту, о которой она мне написала в записке. Но это уже совсем другая история.

ЭКСПЕРТ

— Заведут они мотор, досчитают до сорока восьми и ба-бах!

— Это точно!

Вот это да! «Дяденьки, что вы делаете тут, столько больших дядей? Социализм — свободный труд свободно собравшихся людей». Так, кажется, писал Владимир Маяковский?

Внутри огромного ангара, освещенного светом люминесцентных ламп, стоял мерный, негромкий шум. Десятка полтора серьезных людей раскладывали на полу какие-то мятые, поломанные и искореженные предметы. Настроение, поднятое путешествием на генеральской машине по весеннему лесу, слегка испортилось.

Не обращая внимание на раздающееся за спиной кашлянье, (как же, опять нарушаю субординацию — выскочил вперед генералов) подхожу к одной из групп. Так я и думал — это части самолета. Настроение портится окончательно.

Навстречу нашей делегации уже спешит какой-то генерал со скорбным лицом. Здоровается и начинает вещать вполголоса:

— Вот, уважаемые члены государственной комиссии, уже второй случай. Нас бьют неизвестным оружием, прямо над нашей территорией. Машина разваливается в воздухе за доли секунды…

Эту демагогию я слушаю каждый день. Заговор против России, как говорил классик, несомненно, существует. Плохо только, что мы все — его участники. Отхожу в сторону и усаживаюсь в стороне за столиком с технической документацией. Начинаю читать…

Генералы хмурят брови, сдержанно размахивают руками, спорят. Внезапно в руках скорбного генерала появляется какая-то бумага. Он отдает ее нашему КсанПалычу, генералу великому и ужасному.

Интересно, только сейчас обратил внимание — генерал наш Козлов в белых штанах, малиновом пиджаке и темных очках. Шикарно смотрится среди прочих однотонных темно-зеленых и синих генералов.

Пришла пора вмешаться. Подхожу, через плечо Палыча заглядываю в бумагу. Все ясно. Уже готовый вывод: «поражение произведено неизвестным видом оружия». Понятно, что последует за этим — десяток НИРов и ОКРов лет на десять и миллиардов…дцать несколько рублей. А чего ради — года через два забудут. КсанПалыч уже тянется за своим золотым «Монбланом», предвкушая банкет и баню с русалками. Но тут я, как всегда, порчу всю малину. Тихо говорю:

— А я бы воздержался это подписывать…

Реакция у моего генерала хорошая. Ученый уже.

Генеральская рука замирает:

— Э…э… Коллеги… Все-таки надо более тщательно разобраться. Мои подчиненные немножко поработают тут, — и широкий жест в сторону разбросанного железа.

Да, подчиненные поработают. Тут. А может и в другом, более приспособленном для этого месте. Опять отхожу к столику и продолжаю читать документацию.

От увлекательного чтения меня опять отвлекает покашливание. Поднимаю голову. Лопоухий боец в пилотке:

— Разрешите обратиться. Вас просит подойти подполковник Сергеев. Я вас провожу.

Встаю. Прошло уже больше двух часов. Я многое понял. И еще больше стало вопросов.

Вслед за провожающим выхожу из ангара на яркое весеннее солнце и перемещаюсь в соседнее невысокое здание.

Подполковник Сергеев сидит в небольшой уютной комнатке. Не глядя на меня, потирая руки, завязывая тесемки папок и перекладывая бумаги, дружелюбно говорит:

— Здравствуйте, здравствуйте, дорогой, уважаемый, почтеннейший… Вас ведь не поймать — заняты вы сильно, начальство вас не отпускает. А у нас вопросики к вам, вопросики…

Я прерываю идиллическое бормотание:

— Привет, Колобок! Что, перечитываешь Лескова? Помнишь, у него в «Очарованном страннике» есть «полупочтеннейший» — тоже неплохо.

Подполковник Сергеев (он же — Колобок, мой давний знакомый по Школе) удивленно поднимает голову и прекращает перекладывание. Напряженно смотрит, не узнает.

— Простите…

— А Героя что не носишь?

— Кот!? Котяра, тебя не узнать! А тут написано — «профессор»! Шутка, что ли?

— Какие шутки — профессор и есть. Как поживаешь?

— Да ничего, безопасностью, как видишь, вашей занимаюсь.

— И чего у тебя ко мне?

— Да вот… — протягивает мне несколько листочков. — По позапрошлогоднему эпизоду. Ташбаан.

— Я же писал рапорт по приезду. Что еще от меня хотят?

— А хотят понять, каким образом ты вернулся обратно меньше, чем за сутки и без машины. Ведь тут у нас везде написано, что ты не умеешь водить.

— Вот и вернулся поэтому без машины.

Колобок некоторое время соображает. «И гений, парадоксов друг…».

— Логично, но ты же не мог дойти пешком. Там же почти четыреста километров.

— Меня же Лела подобрала.

— Какая такая Лела? У меня тут рапорт старшего лейтенанта… э…э… тьфу, не прочитать фамилии.

— Это Лела и есть.

— Так э…э… Лела твоя, она подобрала тебя совсем недалеко от Города. Вот и рассказывай, как ты туда попал.

— Ты сначала скажи, где нашли машину.

Колобок испытующе смотрит на меня, потом в бумаги.

— Машина была… Нет, ты скажи, где ты ее бросил? И зачем? И когда ты последний раз видел Сергея?

— А я не помню… И не слишком ли много вопросов сразу?

Собеседник мой берет со стола уютные круглые очки, надевает их и смотрит на меня. Так он очень похож на группенфюрера Мюллера. Я также внимательно смотрю на него:

— А бинокля у тебя нет? А то еще можно посмотреть на меня в бинокль.

— Что ты, в самом деле, Кот? Мне это все самому не сильно надо. Сам должен понимать — служба есть служба.

— Ты мне даже в бумаги не дал заглянуть.

— Ты посмотри, посмотри…

— Полупочтеннейший?

Колобок улыбается — обстановку удалось разрядить.

Смотрю в бумаги — здесь несколько любопытных документов.

— И давно вы стали работать с Интерполом?

— Не очень. Но сам видишь… Этот эпизод их сильно… заинтересовал.

— Да, документ суровый. Просто дело Джека-Потрошителя.

— Шутишь? А они вот пишут, что пятеро туристов — это слишком…

— Туристов? С таким вооружением?

— С каким? Здесь ничего не написано.

— А я тоже не видел с каким.

— Хорошо. Допустим, ты их не видел. Кто отвез тебя назад?

— Ну вы же смотрели машину. А я не помню ничего. Посмотри мой рапорт — шел назад, поскользнулся, очнулся — гипс. В смысле — лежу, а рядом вещи…

— Машину смотрели очень поверхностно. Лабухи, из резидентуры. Но кое-что интересное накопали. Например, с ручек, руля и всего прочего были стерты все пальцы… Но сверху всего, на стертом…

Я прекрасно понимаю, что могло быть сверху всего. На секунду мне кажется, что ее длинные волосы опять щекочут мне лицо… Несмотря на жару, меня пробирает озноб. Колобок это замечает и замолкает. Потом резко:

— Говори, кто она? Это был шестой человек из их группы? Она ждала уже там, на месте?

Я молчу. Я просто не могу говорить и все.

— Молчишь? Зачем ты встречался с помощником атташе?

Потихоньку прихожу в себя.