Функция: вы - Юлия Домна Страница 11

Я знал. Как и всегда.

– Продолжать петь.

Криста вцепилась ногтями в волосы.

– Ненавижу… – прохрипела она. – Я такая никчемная, что…

Такое уже было. Примерно в половине из двадцати наших встреч. Сначала ей везло. Потом катастрофически нет. Затем опять выпадал счастливый билетик, от которого не было ни радости, ни толка, только мучительное ожидание, чем все обернется потом. Я знал: через это проходили и другие контфункции. Просто Криста – чуть чаще, чуть дольше. В тринадцать никто не мог исполниться сразу.

– Все будет хорошо. – Я рассеянно привлек ее к себе. – Мы обязательно что-нибудь придумаем.

Криста ткнулась лбом в мое плечо, подставив под щеку затылок. Ее волосы пахли лаком, и дождем, и тяжелыми от пыльцы мимозами – такими же, что восемь лет назад выставлялась на больничных подоконниках в приемные часы. Только теперь это был дорогой холодильный запах вперемешку с эвкалиптом и мылом. Так пахли ночные смены в цветочном магазине.

– Ты теплый, – выдохнула она.

– Куртка новая, – нашелся я, хотя та осталась на спинке другого стула.

Криста отстранилась, но не отодвинулась. Разноцветные блики телевизора плыли по ее щекам.

– Может, продать волосы?

Я удивленно моргнул. Криста скользнула пальцами по склеенным прядям.

– Маленькому театру на парики. Я почти не стригу их, не сушу, не крашу – так почему бы и нет? Накладные бороды делают из женских волос, ты знал?

Откуда бы? К тому же куда сильнее меня волновал ее жар.

– У тебя температура, – я попытался коснуться ее лба.

– К черту, – увернулась Криста.

– Ты заболеваешь. Давай купим лекарств.

– Ну уж нет. Все что мне нужно – это власть над людьми, деньги и… суп. Конечно. Спасибо большое.

Мы оба поглядели на официанта, опустившего перед ней тарелку куриного бульона. Минут через пятнадцать обещался удон. О том, что такими темпами побираться у Мару мне предстояло уже завтра, я решил подумать послезавтра.

Поджав губы, Криста подобрала ложку. Она, конечно, пыталась выдержать будничное выражение лица – как всякий человек, не умевший принимать помощь, – но хватило его ненадолго.

– Правда, не стоило… – наконец пробормотала она.

– Коньяк – это не еда, – заметил я.

– А кофе?

Мы обменялись долгими взглядами в зеркале за стойкой. Криста поднесла ложку к лицу. От уязвленной складки между ее бровей у меня защемило сердце. Чем больше мы встречались, тем чаще она представала такой: растрепанной и загнанной, на мучительном перепутье. Но во всем был смысл. Не мог не быть. Я убеждал себя в этом неделями после расставания.

– Что такое? – нахмурилась она.

Я мотнул головой.

– Ничего. Прости.

– Миш, ну…

– Все хорошо. Ешь.

С ложки пролился суп. Криста заморгала, поглядела в тарелку.

– Мне надо еще кое-что сказать.

Она так тоскливо завозила ложкой по дну, пытаясь раздавить, кажется, морковку, что мне снова захотелось обнять ее. И рассказать правду, хотя бы крошечную часть. Заверить, что случайностей не бывало. И каким бы равнодушным и холодным ни казался мир, он нуждался в ней больше, чем она в нем.

– В общем, – Криста откашлялась, – я долго думала и не была уверена, что тебе стоит это знать. В том смысле, что это ничего не меняет, ведь ты… то есть мы… то есть вы…

За нашими спинами что-то грохотнуло. Я обернулся на взрыв пьяного, глотающего извинения хохота. Паб был полон под завязку, так что с ходу я даже не понял, что произошло. Просто в одном из проходов, дребезжа, крутился железный поднос. Три расколотых бокала истекали по полу пеной.

– Вечер пятницы, – резюмировал я, возвращаясь к Кристе.

Но она продолжала смотреть. Я растерянно проследил за ее взглядом и наткнулся на наш с Ариадной стол. За ним вполоборота, передвинув мой стул, сидел очаровательно упорный, на пару недель всесильный Берти. Не отрываясь от развеселого общения с Ариадной – северно-ледовитый океан равнодушно взирал сквозь, – он подал кому-то знак. На другом конце зала сразу двое стажеров посчитали за честь убрать с глаз сиятельного битую посуду.

Ариадна заметила мой взгляд и вопросительно, едва склонившись, замерла. Я покачал головой, вернулся к Кристе.

– Ты хотела что-то сказать, – напомнил я.

Она резко отдернулась. Вернувшись к бару, ткнулась в бокал с кофе и, обжигаясь, упрямо, отпила его на треть.

– В общем, я, – откашлялась, – больше не хожу к дефектологу.

Я машинально кивнул.

– К дефектологу, да – повторила она, будто только что вспомнила это слово. – Я благодарна тебе и твоему отцу за Ренату и то, что она досталась мне по минималке, – (на самом деле логопеда-дефектолога ей нашел Мару), – но сейчас, из-за мамы, я… Я не хочу тратить впустую даже самые малые деньги. Да и потом… в последние два года я даже не стараюсь, опять просто угадываю, – Криста издала нервный смешок. – И в кого я такая бестолочь? Точно не в него…

Её жизнь состояла из звуков. Но это была не только музыка. Аудиокниги, подкасты, голосовые сообщения – к дислексикам они были снисходительнее букв. Восемь лет назад никто не думал, что проблемы с их незапоминанием существовали отдельно от опухоли. Тогда вокруг было много особенных детей, но еще больше – причин, собравших их месте. С каждой новой взрослые все окончательнее теряли веру в будущее и потому старались вообще не думать о нем.

– Мир – орфографическое чистилище, – протяжно выдохнула Криста. – Я так устала от этого постоянного дребезжания в глазах. Неужели обязательно все время писать? Почему просто нельзя говорить и слушать?

В мыслях я был слишком далеко, чтобы ответить, а потому смотрел на ее вновь сползший свитер. Я хотел бы спросить: а помнишь? (нет) Помнишь, как я сказал тебе: попугайчик слева не должен быть зеленым? (ты не имеешь права, тебя там не было) Именно малое зло дислексии подтолкнуло меня к девочке, раскрашивающей головы мозаичных птиц. Восемь лет назад я думал, что она не различала цвета. А Криста просто не смогла прочитать приложение к раскраске.

– Что ж, – выдохнул я.

– Что ж, – затаилась она.

Другого выхода не было.

– Ты должна позвонить отцу.

Пару секунд Криста глядела в суп с таким лицом, будто это была тарелка щебенки.

– Он уже сделал все, что мог.

Она имела в виду скоротечный роман родителей двадцать два года назад, после которого Аделина Верлибр бросила университет, чтобы воспитывать дочь, а отец исчез в небоскребах Эс-Эйта.

– Крис…

Она резко отодвинулась.

– Твой совет – ползать перед великими?

– Рассказать все как есть и, возможно, попросить денег – но точно не ждать февраля.

– Я о том же!

Я видел ее отца пару раз, очень издалека: безупречно одетого, журнально богатого мужчину тех средних лет, на фоне которых молодость казалась затянувшимся недоразумением. Они