Евгений Филенко - Сага о Тимофееве (Рассказы) Страница 11

Света приняла кейс и поставила на угол стола, с которого твердая рука Фомина отодвинула пиво и салаты.

— Что это? — благоговейно спросила Света.

— Реализатор, — со скрытым смыслом ответил Тимофеев. — Он реализует несуществующее. А точнее — читает между строк.

— Вах! — удивился Дима и вылил в округлившийся от удивления рот полбанки пива.

— Когда мы читаем книгу, — окрепшим голосом заговорил Тимофеев, — то придумываем себе литературных героев. И уж, конечно, они мало похожи на то, что возникло в воображении автора. Никуда, от этого не денешься. Но подлинный облик героя все равно живет в печатных строках, потому что автор создавал его вполне конкретным, ставя одно слово впереди другого и заканчивая сразу точкой либо восклицательным знаком. А мы этого не видим и не знаем, потому что не все лежит на поверхности, многое остается между строк. Однако прочесть и реализовать в зримых образах можно все, — он перевел дыхание, озирая блестящими от вдохновения глазами присмиревшую компанию, — с тех пор, как я сделал реализатор.

— Вах! — сказала Тося и полезла за сигаретой в карман белых кордовых брючек.

— Ты молодец! — со всепоглощающим чувством промолвила Света, приподнялась на носочки и крепко поцеловала Тимофеева в горячую от румянца щеку.

Диме стало завидно, и он незамедлительно поцеловал Тосю. Лелику тоже стало завидно, он задумался над тем, кто из знакомых студенточек мог бы сейчас позволить ему поцеловать себя, но не придумал и дернул пивка. Фомин же в тягчайшем раздумьи наморщил лоб.

— Подожди, Виктор, — произнес он. — Я знаю, что ты умелец, но это слишком. Чтобы состряпать такую штуку, нужен мощный компьютер, программа литературного анализа, система распознавания и генерации образов, уж ты мне поверь, я в технике тоже кое-что рублю…

— Верно, — простодушно согласился Тимофеев и захрустел яблоком, которое заботливо вложила ему в руку Света.

— Ты хочешь уверить меня, будто в этом драном коробе упрятан компьютер четвертого поколения?

Тимофеев отрицательно помотал головой. Он слабо ориентировался в поколениях компьютеров и хотел сказать, что схема литературного анализа у него собрана на самодельных жидких кристаллах. Эти кристаллы он специально вырастил к Светиному дню рождения в банке из-под варенья, и к какому поколению они могли принадлежать, утверждать было трудно. Тут вмешалась Тося:

— Требую демонстрации!

Света с неохотой выпустила подарок из рук. Тимофеев, бережно, словно минер в прифронтовой полосе, откинул крышку прибора.

— Дайте литературное произведение, — скомандовал он.

В его простертую ладонь легла увесистая книга в ледериновом переплете. Тимофеев аккуратно уложил ее в кейс и захлопнул крышку.

— Теперь следует подождать, — объяснил он. — Идет просмотр текста.

— А это что? — сварливо спросил Дима, устремляя волосатый палец в угол комнаты.

— Мамочки, мне дурно! — заверещала Тося и упала ему на грудь.

Света ойкнула и спряталась за Тимофеева, который и сам был не прочь за кем-нибудь укрыться. Фомин же привстал со стула и подобрался, словно перед прыжком, — заработали рефлексы морского пехотинца.

В углу комнаты, припав на голенастые мохнатые лапы и плотоядно поводя усами, похожими на антенны цветного телевизора, сидел омерзительного вида черный таракан размером примерно с молодого сенбернара.

Первым опомнился Фомин. Резким движением он распахнул кейс и выхватил из никелированного нутра книгу. Таракан с легким хлопком растворился в воздухе.

— Ты что подсунул? — загремел Фомин, вознося книгу над хохлатой головой Лелика, что торчала из-под скатерти.

— Па-па-палео… — пролепетал несчастный и поспешно исчез под столом.

— «Палеонтологический сборник»! — воскликнула Света.

— Изверг, — сказал Тося грудным голосом. — Так насиловать последнее слово техники!

Все с уважением поглядели на реализатор. Среди почтительного молчания слышно было, как Тимофеев, поперхнувшись яблоком, борется с кашлем.

— Да-а, — протянул Николай Фомин, отнимая сигарету у Тоси и жадно затягиваясь. — Это вам не баран чихнул. Тут пахнет техническим переворотом.

— Ну, зачем же, — подавляя в зародыше затлевший было огонек тщеславия, скромно произнес Тимофеев. — Я меньше всего думал о последствиях. Мне просто хотелось сделать Свете приятное.

— Таракана-акселерата, — хихикнул несознательный Лелик, отделенный от карающей десницы Фомина широкой грудью Димы, на которой, к тому же, возлежала обеспамятевшая Тося.

— То-то и плохо, — со значением промолвил Фомин. — Вы, изобретатели, всегда слабо задумываетесь о последствиях. А эта штука не проста. Она с кандибобером…

— С чем? — изумленно переспросил Дима.

— С понтом, — разъяснила ему немного отошедшая Тося.

Фомин придавил окурок в тарелке с высохшим салатом и направился к полке с книгами, заботливо расставленными по форматам и цвету корешка. Поразмыслив, он извлек оттуда синий томик с надписью золотыми буквами: «Библиотека классики».

— Испытание продолжается, — заявил он и вложил книгу в реализатор.

— Слушай, Витек, — забеспокоился Дима, — а на нас оттуда, — он с опаской кивнул в угол, где недавно материализовался жуткий таракан, — никто не кинется?

— Что вы, братцы, — беззаботно отозвался Тимофеев. — Это же голографические образы, фантомы!

— Голография, — с аппетитом повторил Лелик и прислушался к возникшим в его воображении ассоциациям.

— Непонятный ты человек, — с укоризной сказал Фомин. — Тебе бы в Академию наук все это снести, а ты по общагам таскаешь.

— Я пробовал, — честно признался Тимофеев. — Но мне не верят. Говорят, что антинаучно, мол, не понимаете законов термодинамики… Я их, вообще-то, и вправду не понимаю. Иначе мне ни за что бы не сделать вечный двигатель.

— Вечный двигатель? — упавшим голосом переспросил Фомин. — А где он?

— На окне, — доложила Света. — В моем вентиляторе.

— Да-а… — снова произнес Фомин. — Что ж… Подавай своих фантомов.

Тимофеев притушил свет, и в углу комнаты ожили сцены далекого прошлого, запечатленные на бумаге пером великого мастера, каждая фраза которого была маленькой, тщательно прорисованной объемными красками картиной, с передним планом и перспективой и даже с небрежно брошенным в углу холста автографом.

— Чудно, право! — гудел на всю комнату здоровенный казак Чуб, в долгополом, припорошенном снегом тулупе и мохнатой шапке. — А дай понюхать табаку. У тебя, кум, славный табак! Где ты берешь его?

— Кой черт, славный, — самокритично отозвался неведомо откуда взявшийся кум, тощий и давно не бритый. — Старая курица не чихнет!..