Ирина Булгакова - Зона. Урок выживания Страница 11

— Спокойно вроде, — негромко сказал Серый.

— Как думаешь, они и сегодня в Зону полезут?

Ответом на вопрос был снисходительный вздох.

— Ни что бы не полез туда. Ни за какие деньги. Чё они там все базарят о том, что без Зоны жить не могут? Что там типа, жизнь, а у нас тут болото. Не верю я в это, Серый. Бабок надеются срубить по-быстрому. Так бы и говорили. А то адреналин… наркотик. Не-а, не полез бы я туда.

— А на луну бы полез?

— При чем здесь это? Я вообще говорю.

— И я вообще. Никуда бы ты полез, Воняев. Потому что ты трус.

Опять стало тихо.

— Двигатель перебрать надо, — задумчиво протянул Серый. — Что-то у меня холостые гуляют.

— Это… холостые гуляют. Попробуй пообщаться с женатыми.

Наверху хмыкнули. Потом послышались шаги.

— Дурак. Я о машине говорю.

— Это…А я о чем?

— Заводи давай, поехали. Ужин скоро…

Заурчал двигатель. К облегчению Ники раздался шум отъезжающей машины. Только теперь она рискнула повернуть голову и с радостью услышала, как тяжело перевел дух Макс, стоявший за ее спиной.

— Что застыли, придурки? — прошипел уже снаружи голос Грека. — За мной. Во весь опор. И тихо, черти, тихо.

Вот именно что "во весь опор" бежала к колючей проволоке Ника, стараясь не упускать из виду широкую спину проводника. Ее не оставляла мысль о том, что военные устроили засаду. В темноте не было видно, куда делась машина. Да и времени оглядываться по сторонам не было. Однако свербящее чувство между лопатками заставило ее прибавить ходу. В любой момент ожидая выстрела в спину, она почти обогнала Грека. Остановил ее не столько предупредительный жест, сколько колючая проволока, на которую она едва не налетела грудью.

Грек без труда отыскал предусмотрительно разорванные звенья колючей проволоки, отогнул их в стороны и приглашающе кивнул в сторону образовавшейся дыры.

— Быстро, — только и сказал он.

Нику не надо было подгонять. Она заставила себя с максимальной осторожностью скользнуть в ощетинившуюся шипами дыру. Сердце, и все чему полагалось быть внутри, вдруг сжалось в тугой болезненный узел. Тут же вскочила на ноги, сжимая в руках автомат, готовая сражаться до конца. Палец цеплялся за спусковой крючок и только возня за спиной, а не впереди, откуда она ждала нападения, удерживала ее от выстрела.

Зона встретила пришельцев молчанием. В котором не было ничего общего с тем молчанием, к которому привык обычный человек. Глухая, абсолютная тишина, от которой закладывало уши и давило на затылок.

Пахло близким дождем. Ветер нес из глубины Зоны пыль, запах гари и чего-то неуловимого, от которого оставался металлический привкус на губах.

Не все справились с первым препятствием. Краб порезал шею о колючую проволоку. В довесок к боли получил еще и предупреждение от Грека.

Как только они оказались в недостижимом для стрельбы из-за кордона месте, проводник резко остановился.

— Ты как хочешь, Краб. А я свои деньги уже отработал, — вкрадчиво начал Грек. — Ты в Зоне. Делаю тебе первое предупреждение. После третьего ты поворачиваешь назад и выбираешься отсюда как хочешь. То же касается и остальных. В любом месте и в любое время суток. Хочешь оставаться в обойме, сынок, следи за собой. Слепые собаки как акулы, чуют запах крови на расстоянии. Я скажу, когда можно будет безопасно для остальных порвать себе задницу. Без моего приказа можешь сделать только одно — пустить себе пулю в лоб… И то, только после моей команды.

Ника с трудом уяснила себе логику бывшего вояки. Складывалось впечатление, что логика и Грек — две большие разницы, как говорят в Одессе. Одно она осознала совершенно точно, предупреждение — это плохо. А два предупреждения — очень плохо. О трех, наверное, и заикаться не стоило. Это наверняка было в своде тех правил, о которых полдня бубнил Грек. Девушка решила на досуге поинтересоваться у Макса — он казался ей самым здравомыслящим — все ли правила так безобидны, что в конечном итоге предполагали лишь отправку домой, или за нарушение некоторых полагался расстрел на месте.

Стояла кромешная тьма. Грек не спешил включать фонарик. Как он умудрялся видеть в темноте осталось для остальных загадкой. Он шел первым и шел напролом. Нимало не заботясь о том, что колючие ветви, отведенные его рукой, били кого-то по лицу. А поскольку следом двигалась Ника, ей доставалось больше всех.

Ожидание смертельной опасности, всех этих слепых собак, снорков, кровососов, контролеров, постепенно сменила усталость. Зона хранила нейтралитет. Потрескивали сучья под ногами, порывы ветра студили разгоряченные лица. Было так, словно граница еще впереди.

Ника думала об одном, как бы не потерять из вида проводника. В отличие от новобранцев, он двигался значительно тише и если бы не ветви, по-прежнему периодически хлеставшие по лицу, была опасность отстать в темноте всерьез и надолго. Девушка старалась идти за Греком след в след.

Старалась, старалась и перестаралась.

С размаху ткнувшись лбом в крепкую спину, девушка заслужила еще один весьма ощутимый удар — на этот раз локтем в бок. Проводник обошелся без предупреждения, и она была ему за это благодарна. И еще за то, что неожиданно среди тьмы обнаружилась заброшенная сторожка — полуразвалившаяся, с дверью, повисшей на одной верхней петле, с осколками стекла, торчащими из развороченной оконной рамы.

— Ты, — Грек ткнул пальцем Максу в грудь, после того, как они вошли внутрь сторожки. — Первый. Краб следующий. Потом Очкарик. Меня будить в пять тридцать. Подозрительный шум — тоже. Но зарубите на носу, шум должен быть очень подозрительным, иначе пеняйте на себя. Отбой.

Подозрительный… Что такое это "подозрительный шум" и как определить когда он переходит в стадию "очень"?

С этой мыслью Ника опустилась на дощатый пол, стянула рюкзак, ткнулась в него головой. Коротко подстриженные волосы кололись и она подумала, что не уснет.

В следующее мгновение бок заныл от сильного удара.

— Твоя очередь, — зло, словно она была в этом виновата, сказал Краб.

Девушка села, заключив в тесные объятья автомат. Все было так, как будто она не спала: только снаружи доносились странные звуки. Словно большая тварь чавкала, пережевывая остатки пищи.

— Эй, Краб, — шепотом позвала она. — Это так надо?

Ответом было молчание. В конце концов, если они все тут сдохнут, во всем будет виноват Краб. Он наверняка слышал те же звуки.

Постепенно Ника успокоилась: нет ничего лучшего для успокоения, чем свалить вину на другого.

Потекло время. Темнота оставалась кромешной. В выбитых окнах не было видно не зги. Зато о тишине не могло быть и речи. Ночь полнилась звуками. Чавканье все усиливалось, окружало со всех сторон хрупкую сторожку. Казалось, девушка тонет в этих звуках, постепенно погружаясь в них, как в трясину.