Дмитрий Казаков - Камушки Феанора Страница 11

– Нет, Эонвэ. Клятва привела нас сюда, а без камней мы уйдем отсюда только мертвыми, – ответил тот из братьев, у которого не хватало руки.

– Склонитесь к ногам валар, и простится вам безумная клятва ваша. Склонитесь, и милостивые Манвэ и Варда снимут с вас тяжесть клятвопреступления. А Сильмариллы, лучший труд вашего отца, упокоятся в Валиноре, там, где были созданы.

– Нет, не получится, ответил второй из братьев, и неприятная гримаса исказила его лицо. – Клялись мы именем Илуватара и призывали себе на голову Вековечную Тьму, если не выполним клятвы.

Эонвэ опустил голову. Даже сияние вокруг него, казалось, померкло, так омрачилось лицо могучего майара. Пауза тянулась долго, все затаили дыхание. Даже Гордон с Василием, непрошеные свидетели этой сцены. Наконец, поднял Эонвэ голову, но голос его на этот раз был глух и полон горечи:

– Пропустите их, – изумленно перешептываясь, эльфы открыли проход к лесу. – Нет у вас, Маэглор и Маэдрос, права на камни, скоро вы сами это поймете, – добавил Эонвэ братьям, прежде чем те скрылись в лесу. – Вы свободны.

Переглянувшись, братья прошли сквозь строй сородичей, и вступили в лес. Каждый нес по сверкающему камню. Сильмариллы разгоняли тьму, и освещали путь, и тенями скользнули вслед сыновьям Феанора двое Искателей.

Но недолго шли братья вместе. Сказал Маэдрос:

– Лишь два камня досталось нам, но и нас только двое. Судьба правдиво разделила наследие отца. Будет ли это в добро нам, не знаю. Пойду я на восток брат, туда тянет меня. Ты со мной?

– Нет, брат, – ответил Маэглор. – Зов моря навечно в моей душе. Я – на юг.

Братья разошлись. В пятидесяти метрах от места их разговора Гордон хлопнул Василия по плечу, и без слов показал на того из братьев, что двинулся в южном направлении.

Василий только вздохнул, и двинулся вслед за Маэглором, стараясь особенно не шуметь.

Глава 7.

Поначалу Василий шел за эльфом очень осторожно, на почтительном расстоянии. И все же тот наверняка заметил бы преследователя, если бы не был столь увлечен своими мыслями. Отойдя от места сражения километров на десять, по подсчетам Василия, Маэглор положил сверкающий огромный кристалл на подвернувшийся пень, встал на колени. Зашуршали ремни, завязки чехла, миру явилась лютня, и вскоре дивное, воистину дивное пенье огласило лес. Пел Маэглор на Квэнья, на древнем языке Звездного Народа. Василий плохо знал этот язык, да и песенная речь всегда сложнее обыденной. Но общий смысл пения Искателю удалось уловить: речь шла о Предначальной Эпохе, когда Нолдоры, Телери, и прочие племена эльфов жили в Валиноре, в мире и согласии. В те времена творил лучший из мастеров Перворожденных, неистовый Феанор. Такая страсть, такая тоска по потерянным дням мира, дням, когда эльфы не знали раздоров, предательства и войн, звучала в голосе певца, и так яростно плакали струны, что лес стих. Перестали шуметь деревья, склонили венчики, прислушиваясь, цветы, птицы не щебетали, и даже белки прервали цокающую беседу, застыв рыжими статуями на ветвях. Не зря называют Маэглора величайшим певцом Средиземья, мастером стихосложения и игры на лютне. Тихо сидел и Василий, мелодия, чудно перевиваясь с перекатами голоса, чистого и звонкого, словно у горных ручьев, создавала в мозгу причудливые картины. Вот тихое озеро под звездным небом, там пришли в мир первые эльфы. Вот Оромэ, валар-охотник, на могучем коне, с изумлением взирает на странных созданий Творца. Поход Перворожденных на запад, прекрасный Валинор. Вот и Феанор, чей дух горел столь яростно, что после смерти не осталось от эльфа даже бренного тела. В текучие трели вплелись дисгармоничные нотки. Василий услышал в них грохот шторма, удары молний и гул извержения. Зашаталась Земля, вспучились на ней уродливыми наростами вулканы, и познал мир ужас землетрясений. Василий увидел Мелькора, проклятие Средиземья, увидел силу его и хитрость, похищение Сильмариллов, раздоры среди эльфов, и исход Нолдоров. Увидел братоубийственное сражение в Лебяжьей Гавани, увидел восход солнца и луны. И вдруг оборвалась песня, жалобно взвизгнув, смолкли струны. Стоял Маэглор, опустив голову, и слезы текли по лицу его. А лес вокруг молчал, после такого пения любой звук казался кощунством. Молчали деревья, кусты, птицы и звери, отдавая дань почтения великому певцу, что одарил их песней.

А когда зашумел лес, зажил собственной жизнью, встал Маэглор, зачехлил лютню, и двинулся дальше. Василий последовал за ним. На ходу эльф бормотал что-то вполголоса, разговаривая сам с собой, смеялся и плакал. Видя, что рассудок объекта слежки замутнен, Василий рискнул подойти поближе. Теперь он шел всего в двадцати шагах за певцом.

На ночевку Маэглор остановился, только когда совсем стемнело. Да и то, похоже было, что остановился больше потому, что никуда не торопился. Усталым он не выглядел, да и тьма для эльфа не помеха, ночью он видит не хуже, чем днем. Но Василий был не против отдохнуть. Хоть слегка и сумасшедший, эльф перебирал ногами довольно сноровисто, и Искатель устал. Он устроился метрах в пятнадцати от сидящего на камне эльфа, с наслаждением вытянул гудящие ноги. Концентраты и надоевший уже апельсиновый сок показались райской пищей после изнурительного перехода. Но спать Василий не решился. Так и просидел всю ночь, глядя на эльфа, что в свою очередь, неподвижно пялился в костер. А рядом с высокой фигурой играл, серебрился собственным светом, словно спущенная на землю луна, огромный кристалл.

К полудню следующего дня они вышли к морю. Здесь задача Василия осложнилась. Скрытно следовать за эльфом, пусть даже и слегка свихнувшимся, по почти чистому пляжу шириной в двести метров, не представлялось возможным. Выход нашелся, правда, почти сразу. Василий переоделся в водолазный костюм, и, слегка морщась, зашел в прохладную воду. Следить за объектом таким образом оказалось гораздо проще. Тот не обращал на торчащую из волн дыхательную трубку никакого внимания, он просто не знал, что это такое. Маэглор часто останавливался, снимал с плеча лютню, и чудесные песни оглашали побережье. Волны стихали, дабы лучше слышать, замолкали даже неугомонные чайки, а Василий с трудом подавлял желание высунуться из воды и послушать. Но лук украшал плечо певца явно не для красоты, так что Искатель поостерегся. Сильмарилл жег эльфу руку, именно поэтому он останавливался и пел. Но не так сильно, как обожженная рука, болело у Маэглора сердце, и песни его становились все горше и горше. Гнев, ярость и боль звучали в них, глаза певца сверкали, а ветер, повинуясь струнам, в бешенстве бросался на берег. Наконец, эльф не выдержал. С яростно исказившимся лицом, схватил он Сильмарилл, и с криком: «Будь ты проклят!», зашвырнул равнодушно светящийся камень в море.