Спейсер Кацай - Тарназариум Архимеда Страница 11

— Какое-то механическо-зоологическое у вас мироощущение, господин Барбикен, — иронично заметил Шаргей.

— Однако, я правильно разобрался в реалиях театра военных действий? — повернулся Эндрю к Елене.

Та улыбнулась:

— Ты, Андрей, любишь строить парадоксы на пустом месте…

За окном снова раздались выстрелы. В этот раз гораздо ближе. Где-то в морозной ночи скрипнули резкие приглушенные выкрики, рассыпался топот коней, а потом все снова стихло.

Барбикен мотнул головой на заиндевелое окно:

— Это — к вопросу о стаях.

Он встал со стула и знаком вопроса согнулся над печкой, подкладывая дров, пахнущих, почему-то речной влагой. Шаргей с интересом наблюдал за ним.

— Вы кое-что спутали, Эндрю, — в конце концов, произнес он. — Предположим, что, как вы сказали, в глубине бывшей Российской империи собрались четверо чистокровных украинцев. Кроме этого предположения, оставим все, как есть. Итак, один — очень состоятельный человек. Вы, наверное, миллионер, господин Барбикен? Вторая — мещанка среднего достатка. Третий — интеллигент, сейчас безденежный, но считающий, что его голова не даст пропасть ему с голоду. И четвертый, — Шаргей кивнул головой в сторону комнаты, в которой спал Трясило, — простой работяга с крестьянскими корнями, который на жизнь зарабатывает своим горбом. Этнографически-зоологических различий нет. Но какие-то все же есть! Может, вы объясните?

Барбикен тяжело выпрямился, отошел от печки и повернул к Шаргею, раскрасневшееся от близкого жара, лицо.

— Я понимаю, куда вы клоните. Но согласитесь, что классы… Классификация господина Маркса тоже страдает некоторой биологичностью. Одни корни подменяются другими. Я не удивлюсь, если через несколько лет кто-то станет хвастаться не национальными корнями, а пролетарскими, и другой человек в это время…

— А, может, это поиск того надчеловеческого, про которое намекал ты, Андрюша, — тихо перебила его Лена.

— Надчеловеческое, основанное на количестве собственности, — иронично крякнул Эндрю. — Друзья мои, надчеловечность — это осознание того, что мы владеем не золотом пылинки пространства, не самой этой пылинкой, а всем пространством. Всей вселенной со всеми ее звездами и планетами. Осознание того, что эта вселенная владеет нами. До последнего атома наших физических тел. Ежесекундное ощущение всего этого — вот признак новой породы разума. Но до этого еще…

И Барбикен с горечью махнул рукой.

Во дворе хрипло загавкала собака — лохматый Топко, которого Лена сговорилась завтра отдать соседу. Немного равнодушный сначала, лай быстро превратился в захлебывающееся клокотанье. Послышалось, как стукнула калитка.

— Кого это еще несет? — привстала со стула Лена.

— Я посмотрю.

Шаргей еще раз заинтересованно блеснул угольками черных глаз на Барбикена и быстро пошел к входным дверям. Повозился с запором и скрылся за плотными шторами. Из-за них чуть дохнуло холодным сквознячком. По полу потянулись мгновенно исчезающие, призрачные клочья пара. Словно привидение в дом проскользнуло. На улице Топко захлебывался студеным черным воздухом. Постепенно ему начали вторить все собаки Занасыпа, глухой окраины Гременца, расположенной почти на самом берегу замерзшего Днепра. Эта близость делала район опасным во время весеннего паводка. Но до весны было еще далеко. Топко вдруг дружелюбно завизжал и затих.

— Там Саша рукопись принес, — вздохнула Лена, расслабившись, но, однако, продолжая прислушиваться к тому, что творилось на улице. — Чтобы ты ознакомился. Я ему рассказала, что ты, вообще-то, по главной профессии — инженер. А корреспондент, это — так, временно.

Барбикен, поколебавшись и настороженно взглянув на входную дверь, подошел к этажерке, положил на нее томик "Тарзана" и осторожно взял в руки пухлую кипу, слегка желтоватой, бумаги.

— Тем, кто будет читать, чтобы строить, — вслух прочитал он на первом листе. — Ну, ну, — иронично усмехнулся, но, по мере быстрого перевертывания страниц, взгляд его делался серьезнее и серьезнее. — Четырехступенчатая ракета… — бормотал Эндрю. — Кислородно-водородное… Шахматное расположение… Параболоидальное сопло… А тут что? Ха, гравитационное поле для торможения!

В конце концов, Барбикен перешел на английскую скороговорку и страницы замелькали еще быстрее.

Наблюдая за мужем, Лена сама заинтересовалась и подошла к нему, на мгновение забыв про стук калитки. Было слышно, как в соседней комнате завозился пьяный Трясило.

— Ну, что? Интересно?

Барбикен поднял на жену слегка ошалевшие глаза.

— Слушай, а этот твой Саша и действительно совсем не дурак. Даже совсем наоборот. Многие этапы мы уже прошли, но…

В это время за их спиной раздался громкий шорох. Подумав, что это окончательно проснулся их захмелевший помощник, Барбикен раздраженно оглянулся, но, охнув, бросил бумаги на этажерку и подскочил к двери, в которую Саша Шаргей втягивал грузное тело, облепленное черной холодной кожанкой. Вдвоем они прислонили мужчину к стене. Кожанка была не только холодной, но и липкой от крови. Шаргей разогнулся:

— Вот… Сознание уже на крыльце потерял.

Эндрю с женой торопливо начали стягивать одежду с безжизненного тела. Саша поддерживал голову мужчины, светлые волосы, которого налипли на высокий и бледный, до белизны, лоб. Рана была, как сказал Шаргей, "поганая". Впрочем, невооруженным глазом было видно, что крови человек потерял много. Лена достала бинты, вскипятила воды, и начала медицинский ритуал. Наблюдая за аккуратными, бережливыми и бережными движениями ее рук, Эндрю понял, что медсестрой на фронте Лена была не из последних.

— Вы знаете его? — спросил Барбикен, обращаясь одновременно и к Лене, и к Шаргею.

Саша молча пожал плечами. Лена бросила короткий взгляд на умиротворенное лицо раненного и сказала:

— Врача ему срочно надо. Пуля, по-моему, в груди застряла.

— Панас это, — раздалось за их спинами. — Начальник комсомоляцкий, что ли. Они в подполе сейчас, а до войны он в депо работал. Как-то рыбалили вместе.

От опухшего Трясила ощутимо несло перегаром. Он, сморщившись, потер грудь и добавил:

— За врачом я сейчас сгоняю. Освежусь немного.

Шаргей бросил быстрый взгляд на Эндрю. Рука Лены на мгновение замерла. Трясило снова поморщился.

— Да бросьте вы. Не нужен он мне. Помирает же человек.

— Врач только в центре, на Сенной, — не поднимая глаз, напомнила Лена.

— Я на станции фельдшера мобилизую. Хватит ему спиртягу жрать. Пусть поработает, — ответил дядька Василь, пытаясь рукой попасть в рукав форменного полушубка.