Геннадий Прашкевич - Шкатулка рыцаря (сборник) Страница 11

«Веруете ли вы в Господа Иисуса Христа, родившегося от пресвятой девы Марии, страдавшего, воскресшего и восшедшего на небеса? Веруете ли вы в то, что за обедней, свершаемой священнослужителями, хлеб и вино божественной силой превращаются в тело и кровь Иисуса?»

«Да разве я не должен веровать в это?»

«Я вас спрашиваю не о том, во что вы не должны веровать. Я спрашиваю, веруете ли вы?»

«Верую во все, во что приказываете веровать вы и другие хорошие ученые люди», – голос еретика наконец дрогнул. Он еще боролся с гордыней, но уверенность его быстро испарялась.

«Эти другие хорошие ученые люди, несомненно, принадлежат к вашей секте, я ведь прав? – сухо заметил инквизитор. – Если я согласен с ними, вы, разумеется, верите мне, если же нет, то не верите. Это так? Смотрите мне в глаза».

Сбитый с толку еретик изумленно обвел взглядом подвал, освещенный лишь несколькими свечами да огнем, медленно разгорающимся в камине. Молчаливый писец, серый и незаметный, как мышь. Металлические клещи, дыба под потолком. Страшные шипы, бичи, веревки, развешанные по стенам. Низкие закопченные своды. Еретик напрасно назвал это место свинарником. Неосторожные, необдуманные слова! Несчастный еретик уже понимал, что инквизитор теперь не отступится, что он будет его расспрашивать долго, хитро, впрямую и исподволь, с чрезвычайной осторожностью подводя к тому, о чем сам еретик пока даже и не догадывался. Надо жить тихо и незаметно, подумал еретик с опозданием. Если ты купил крепкий красивый каменный дом, построенный еще чуть ли не век назад, не стоит столь шумно, столь изумленно выбегать на широкий двор с криком, несомненно, беспокоящим соседей: «Смотрите, смотрите, что лежало в брошенном сундуке умершего старика Барбье!»

А потом она исчезла, эта дьявольская шкатулка!

Как она исчезла? О, Боже праведный, куда исчезла?

Ведь он держал ее в руках, он сильно дивился ее необыкновенной тяжести.

Конечно, ему очень хотелось узнать, что находилось там внутри. Он ведь понимал, что даже золото не может весить так много. Он не нашел никаких наружных запоров, никакого заметного замка, только палец сам собою лег в какую-то удобную выемку, будто для того и созданную. Эта выемка казалась подчеркнуто алой, она решительно бросалась в глаза.

Куда исчезла дьявольская шкатулка?

«Вы считаете в святом учении хорошим для себя только то, что в нем согласно с мнением ваших тайных ученых, это мы знаем, – сухо продолжил инквизитор. – А веруете ли вы в то, что на престоле в алтаре находится тело истинного Господа нашего Иисуса Христа?»

«Верую».

«Конечно, вы знаете, что там находится тело, и вы знаете, что все тела являются телом нашего Господа, – еще суше продолжил святой инквизитор. – Теперь я вас спрашиваю: находящееся на престоле в алтаре тело действительно ли является истинным телом нашего Господа, родившегося от пресвятой девы Марии, распятого, воскресшего и восшедшего на небеса?»

С тяжелым подозрением, с дрожью в голосе еретик затравленно огрызнулся:

«А вы-то веруете в это?»

Наконец он мой, – восторжествовал инквизитор, и тень улыбки снова скользнула по уголкам его тонких жестоких губ. Сейчас я позову палача. Сейчас еретик начнет признаваться. Сейчас он укажет точное местонахождение исчезнувшей шкатулки. Не может быть так, чтобы такая драгоценная вещь, по праву принадлежащая только великой святой Римской церкви, оказалась бы в руках какого-то жалкого мелкого грешника.

Подняв руку, он щелкнул пальцами.

13 июля 1993 года

Телеграфистка, сорок пять, сто шестьдесят два, беспорядочная тяга к спиртному. Где ты, мой кукушонок?

– Ау! – позвал Шурик.

Кукушонок не откликнулся.

Пива, подумал Шурик. Много пива! Немедленно!

А если пива нет, решил он, то хотя бы горячий душ – смыть пыль.

Ничего крепче пива Шурик позволить себе не мог. Слишком много дел, ему нужна была ясная голова. От жары ныло давно выбитое на тренировке плечо. Экстрасенс Серёжа, почти год работавший на контору Роальда, не успел довести лечение до конца, улетел в Москву – участвовал в каком-то глобальном эксперименте, затеянном сибирским академиком Казначеевым. Ничего страшного, объяснил экстрасенс Шурику, я взял с собой твою фотографию. Буду работать с ней, так удобнее. Единственная просьба к тебе – не пить. Вообще не пить, особенно крепкого.

Вода в душевой оказалась совсем ледяная.

Приведя себя в относительный порядок, Шурик накинул рубашку, натянул брюки и вышел на широкий балкон. По потрескавшимся деревянным перилам балкона густо расползлись карандашные надписи. Самая длинная привлекла внимание Шурика своей непритязательностью. «Вид из этого окошка удивит тебя немножко». Наверное, автор надписи искренне желал добра всем будущим жильцам гостиницы и даже дружески предупреждал незнакомцев о неких неожиданностях, могущих поразить неопытного человека.

Вечерело. Листва берез, вялая от жары, чуть подрагивала.

Подрагивала листва даже не от ветерка. Не ветерок это был, а так, некие, почти незаметные перемещения прогретых, будто в печке, воздушных масс. Глухая улочка, ответвляясь от главной, исчезала в плотном массиве берез и высокой китайской сирени. Но это был не парк, потому что из-за листвы, из-за плотных зарослей, утомленных июльской жарой, время от времени доносились волнующие запахи, оттуда же поднимался шашлычный сладкий дымок. А под самым балконом надувалось бело-голубое полотнище летнего кафе. Под полотнищем, как осы, гудели местные выпивохи.

Куплю все!

Что-то насторожило Шурика.

За кустами китайской сирени, украшающими площадь, стоял человек.

Причем стоял явно затаившись. И внимательно вглядывался в окна гостиницы, не забывая при этом поглядывать на выпивох, гудящих в кафе. Незнакомец был напряжен, наверное, понимал, что совершает непозволительное.

Или это женщина? Тогда почему такая плоская?

Или все же мужчина? Почему тогда бедра такой ширины?

Это каменный человек! Скульптура! – вдруг дошло до Шурика. Пракситель эпохи раннего сенокоса. Аполлон ужалившийся. Пытаясь рассмотреть скульптуру, Шурик перегнулся через перила. На плечах Аполлона доморощенного топорщилось нечто вроде каменной телогрейки, плотно обхватывающей немощную грудь, зато каменные штаны, на ногах лихо смятые в гармошечку, туго обтягивали круглые, как гитара, бедра. Все-таки мужик, утвердился Шурик. Вон какой серп в руке.