Николай Бодров - Пришельцы. Выпуск 2 Страница 11

За окном стемнело и, невидимая теперь, слившаяся с сумерками туча все же ощущалась где-то рядом, скорее всего, над самой крышей. Настоящего грома и дождя, однако, еще не было.

К горлу Алексея вдруг подступил комок. Мало какие реальные жизненные ситуации доводили его до слез. Скорее, это было под силу чему-либо нереальному — щемящие строки, трогательные эпизоды фильма или спектакля легко потрясали его, и слезы оказывались так близко, будто всегда были рядом, наготове. «Над вымыслом слезами обольюсь» — видно, и впрямь особенность творческой натуры.

Теперь же, может быть, впервые после похорон матери, его настигло осознание необратимости утраты родного человека.

«Конечно же, ты волен сам решать, где тебе жить и как поступить с домом, — писала тетя в постскриптуме мелким, как бисер, почерком, — но никак нельзя, чтобы он достался человеку корыстному, лукавому, бессердечному, хищному…»

Некоторые буквы в этой фразе были выписаны заглавными, вопреки принятым правилам.

Второй постскриптум был написан еще мельче и расположен по высоте листа — на полях:

«Прости, Алешенька, за ту обузу, что взваливаю на тебя. Помоги тебе Господь».

Гром разорвался, как бомба, не долетевшая до земли, над самой крышей. Окно на кухне полыхнуло почти одновременно с громом, и тут же крупной шрапнелью ударил первый поток дождя, следом — второй и, наконец, плотный ливень прочно и надолго объял окружавший Алексея дом.

Афанасьев еще утром дал себе зарок не удивляться ничему, что бы ни происходило в этом доме. И действительно: застань он там тающие привидения или лохматеньких домовых, удивился бы не так откровенно. Но картина, ожидавшая Алексея на кухне, сразила его совершенной неожиданностью.

За столом, накрытым «по полной программе»: и сало, и селедочка, и огурчики в собственном рассоле, — аппетитно похрустывая огуречной попкой на вилке, сидел его вчерашний банный товарищ и сосед — дядя Гриша.

— Ходишь-бродишь, а я уж давно разлил, — затараторил дядя Гриша, подавая ему стаканчик. — Давай, давай, не держи тару…

Алексей, покосившись на крючок, запиравший дверь, судорожно сглотнул, но стаканчик взял и опорожнил его вслед за неожиданным гостем.

— А я тебя жду-жду, — скороговорил тот, не умолкая, — все жданы прождал. Все уж давно порезал, разложил, а ты не идешь. Все читаешь, читаешь… глаза смолоду портишь… Ну, что смотришь, как на выставку? Не на погляд поставлено — бери сальцо, огурчики, селедочка вот — с ико-о-орочкой…

Он ловко подцепил с тарелки темный икорный язык, на указательном пальце поднес его ко рту и целиком проглотил, аппетитно чмокнув. Алексей даже слюну сглотнул — так это было мастерски, со вкусом проделано. Не удержался, сел за стол напротив дяди Гриши и подключился к уничтожению разнообразной закуски.

«Вот какой тут у нас дедок банный-домовой хозяйничает!..»

Перепробовав все, что было на столе, Алексей сам до краев наполнил стопки. Отметил, что бутылка была его, из магазина, «настоящая». Вспомнив булгаковского Варенуху, что не отбрасывал тени, потянулся к окну, как бы глянуть на погоду, а сам кинул быстрый взгляд на стену, за дядю Гришу. Тень гостя была в полном порядке.

— Дядя Гриша, — спросил он, подбирая слова, — а вы… вы в этом доме… часто бывали?

— Не раз, это точно, — ответил сосед, принимая стопку в короткую широкую ладонь. — Нина-то ведь одна жила, вдовая. Где что помочь — подбить, подлатать или с электричеством опять же — помогал завсегда, по-соседски. Я ведь тут давно живу, у Клавы. Всех на улице знаю. Старух одиноких тут — во! — Дядя Гриша сделал жест «по горло» и поднял стопку. — Ну, давай, Алеша, за старух! Золотой фонд, я тебе доложу!

Осушали стопки не спеша, смакуя горькую, думая каждый о своем. За окном, не утихая, лил дождь.

— А Колбухина ты не слушай, — вдруг выдал дядя Гриша, промокая усы тылом ладони, — гони его в шею, этого Колбухина.

— Вы и его знаете?

— Кто же его, ирода, не знает? Весь Оболонск его знает, лиса старого.

Снаружи постучали. Дядя Гриша никак не отреагировал на этот стук — спокойно набрал на хлеб селедочной икры, густо размазал, глубоко, по-молодецки прикусил бутерброд.

В дверь постучали подольше, понастойчивее.

— Стучат, дядя Гриша, — сказал Алексей, — я схожу открою.

Старик и это пропустил мимо ушей. Ухватив горлышко бутылки цепкими красноватыми пальцами, он поднял ее, оценил уровень содержимого, крякнул довольно, но стопки наполнил только наполовину.

— А вот выпьем сейчас по чутку, я тебе все про Колбухина-то и расскажу.

В дверь застучали так громко, что Алексей не выдержал, встал.

— Я все же открою. Вы погодите, дядя Гриша, я мигом.

Обходя край стола, он случайно глянул на «Столичную» и вдруг заметил: «Эва! Водка-то не убывает!»

«Вот так фокус! — бормотал про себя Алексей, открывая дверные крючки. — Интересно, какого-то еще полку к нам прибыло…»

Распахнул наружные двери и обмер — на крыльце стоял дядя Гриша, улыбаясь во весь редкозубый рот. Одной рукой он держал над собой мокрый насквозь старомодный женский зонтик, другой — обнимал распухший от неизвестного содержимого полиэтиленовый пакет.

— Вы? — только и сумел вымолвить Алексей.

Дядя Гриша, потеснив остолбеневшего хозяина, вкатился в сени, на ходу складывая и встряхивая зонтик.

— Спишь, что ли? — весело затараторил он, вталкивая Алексея дальше в дом. — Я долблюсь как дятел… Вот, бери! — гость всучил Афанасьеву увесистый пакет. — Принимай гостинцы от Деда Мороза.

В коридоре он разулся, раскрыл и бросил в угол зонтик:

— Пусть ворона сохнет!

— Дядя Гриша… — начал было Алексей, но понял, что сказать ничего не сможет.

— Да чепуха! — успокоил его старик, растирая мокрую бороду. — Собрал вот на закуску всего помаленьку и бутылочку, ясное дело, прихватил. Старая-то у меня спит. Она завсегда в грозу спит, а я наоборот — на грозу бессонницей маюсь. Дай, думаю, соседа навещу, спрошу — не помочь ли чего… Ну, кому стоим? Айда хоть на кухню.

Алексей понял, что встречу обоих дядей Гришей предотвратить не удастся. Выпитое, сколько бы его на самом деле не было, придало все же отваги и азартного любопытства. «Занятно посмотреть, как это у них произойдет, — подумал Афанасьев, — говорят, при встрече антител даже и взрывы бывают…»

Дядя Гриша уже входил на кухню, и Алексей поспешил за ним, чтобы не пропустить самого инте…

Но на кухне его ожидало разочарование. Первого гостя будто и не бывало. Он исчез вместе со всем своим изобилием. На столе одиноко царила бутылка «Столичной», рядом с ней приютились начатый батон и полбанки рыбных консервов.