Екатерина Морозова - Истерический роман № 1 Страница 11

К тому же уухенцы снова стали смотреть на него, как на врага. Потому, наверное, что уухенки все как одна смотрели ласково и впервые в истории сложили народную песню, в русском переводе известную под названием "Я за то люблю Ивана, что головушка кудрява".

Да, пора было покидать Уухен, но жаль было прощаться с VIII веком, ведь этот город – пока единственное место на земле, где Мистериозус мог ухнуть так глубоко в толщу столетий. Когда он ехал на поиски следов города, максимум, на что он надеялся – повстречать призраков, а вовсе не живых носителей языков раннего Средневековья! И только благодаря случайно купленным драконьим зубам встреча чудом состоялась.

Вот бы остаться в том же веке, но попасть в какой-нибудь монастырь, а еще лучше – в Аахен, еще не испорченный многовековой ученостью, увидеть двор Карла Великого! Но как? Даже спросить некого. Ризенкрылья-мл. занята высиживанием яиц, Ризенкрылья-ст. – советами Ризенкрылье-мл. и воспитанием дракоши, которого она назвала Недозубчиком. Вон он порхает над лесом, малявчик. Кстати, у Ганса в кармане лежит его зуб, но кто знает, он же расщеплен, вдруг зависнешь с ним в расщелине между двумя эпохами…

Мистериозные размышления были прерваны варварскими криками. Этот атаман уухенцев решил, что для полной крутизны ему остро не хватает гансовым гиперборейских ботинок. А добычу атаману обычно было сподручней снимать с мертвых врагов.

Раздумывать было некогда. Даже некогда было проверить, с собой ли зубная щетка, расщепленный зуб и филологические записи (случайно все это таки было с собой в карманах куртки).

– Недозуб, ко мне! – заорал Ганс.

Дракончик подлетел к нему, на ходу раскидывая уухенских воинов, Ганс запрыгнул ему на спину, и они взмыли высоко в небо, не забыв напоследок опалить атаману волосы, бороду и спалить дотла всю одежду. А что не зарился на чужие ботинки!

Уухенцы эпически посылали ими вослед стрелы.

– Не достанут, кишка тонка, – презрительно сказал Недозуб и добавил кое-что на остготском, что совсем не порадовало бы обеих Ризенкрылий.

– Эх, недовоспитывали тебя, рановато удирать пришлось, – подумал Ганс. А вслух спросил. – Куда полетим?

– Хочу, но надо бы полететь в такое место, где на тебя не будут охотиться.

– Тогда монастыри тоже не подходят, монахов учат, что змеи и драконы – воплощение дьявола.

– И что, все верят?

– Есть один монастырь, где нормально относятся. Мы их, соответственно, тоже не обижаем.

– Где это?

– В горах.

– Полетели туда, ладно? Как он, кстати, называется?

– Серпентстырь, дорога к нему вокруг горы по серпантину, настоятель – отец Сервилий.

– Это скорее на тему оленей.

– Олени там только ручные, к сожалению, есть их запрещается. А так не скучно, святой Георгий в гости заглядывает.

– Что?!!

– На тренировочные бои с драконами, чисто по-дружески, чтобы быть в форме, если Сатана опять змеем вырядится. Ой, говорят, весело бывает! – и дракончик чуть не закувыркался в воздухе.

– Тише ты. Кто тебе про все это порассказал, Недозубик ты мой недовоспитанный?

– Бабушка Ризенкрылья. Держись крепче, включаю форсаж и реактивную тягу, а то долго лететь, надоест.

Что за этим последовало, лучше не уточнять.

Глава 25.

Недозуб медленно снижался. Показалось что-то, похожее на монастырь. Монахи занимались хозяйством, не глядя наверх. Каждый занят делом, о религии и не думают.

Ганс заволновался. Надо было искать место для снижения, а везде кишели монахи. Пришлось просто снижаться, пытаясь распугать их. Но не тут-то было!

– Серпент стырь! Серпент стырь!-загремело отовсюду. Монахи стали готовить арканы, сети и тому подобное.

Вмиг монастырь изменился. Теперь жизнь кипела только там, куда падала тень дракона. Мистериозус потянул дракона за левый клык, тот повернул налево. Ганс потянул за шерсть на загривке, он понесся вперед. Мистериозус научился управлять этой гигантской летающей чешуйчатой зажигалкой!

Но радоваться было некогда. Недозуб снизился прямо перед бегущим узнать, в чем дело, настоятелем.

– Гости, значит, пожаловали?-осведомился он.-Молодой человек в неземной одежде верхом на драконе… Уж не с неба ли вы?

– Можно сказать и так.-уклончиво заметил Ганс.-Пролетали.

Старичок бухнулся на колени и стал молиться. Мистериозус записал все в книжечку. Тут настоятель его потряс:

– Смилуйся, ангел! Даруй нам хотя бы низшую милость: автограф.

Опять, что ли, проблемы с языком? Вроде нет.

– Индульгенцию, что ль, написать?-допустил он анахронизм.

– Ты говоришь на неземном языке! Даруй нам милость-автограф.

Ганс повиновался и написал следующее:

"ПРИКАЗ

Подпись: Г. М. Истериозус"

На самом деле он знать не знал, как расписываются ангелы, да и имеются ли оные, и не смог придумать чего-нибудь получше. Выручил его Недозуб. Он пустил в подпись крохотный язычок пламени, который оставил на листе маленькую дырку как раз на месте подписи. Мистериозус протянул бумагу настоятелю. Тот упал на колени, прочитал бумагу и пошел исполнять Очень Новый Завет.

После этого Ганса попросили остаться тут ненадолго, попитаться земной пищей и предоставить дракона для ближайшего поединка. Он милостиво согласился. Некоторые пожилые монахи на гипердревней латыни называли его Анджело (от слова "ангел").

– Был Микель Анджело, стал Йоханнес Анджело Мистериозус.-шутил Ганс.

В его келью робко постучали. Он открыл и увидел мальчика лет 12-и, сына какого-то из монахов.

– Скажите пожалуйста, господин Ангел,-сказал этот малолетний нахал,-а ангелы знают латынь?

– Только на ней и говорят!-ответил Мистериозус.-Иди учи латынь, ибо лень есть мать всех пороков!

Мальчик побежал передавать разговор монахам. Ученые беседы были обеспечены.

Глава 26.

Пребывая в Серпентстыре, Ганс за пару дней установил процент латиноговорящих монахов, составил каталог библиотеки и изучил деятельность скриптория. В общем, он не перетрудился. Латынь. Кроме настоятеля, знали еще двое – для удаленного монастыря в горах важнее были добрые дела, то есть забота о хлебе насущном для себя, оленей и крылатых змеюк. Рукописная книга имелась ровно одна, и в нее никто не заглядывал. Ганс ее списал – и оказался первым, кто в этом монастыре вообще что-то переписал, не было тут такого послушания.