Дэвид Клири - «Если», 1996 № 12 Страница 11

Посмотрел по сторонам. Слева от меня сидел белый голубь, справа — сизый. Я внимательно взглянул на того, что слева. Разглядел узкую оранжевую радужку вокруг черного зрачка — он тоже смотрел на меня. Этой птицей был он, мой двойник.

Мне хотелось кинуться на него, исклевать его в кровь, но я не мог двинуться. Я был прикован цепочкой за ногу. Он тоже. Он раздул горло, собираясь ворковать.

Я уловил движение и повернул голову на девяносто градусов. Я увидел лежавший труп и над ним, с ножом в руке…

Нет. Не Сейна Маркс. Такие же платиново-белые волосы, такие же темные блестящие глаза, но черты резче. Узкий нос, острые скулы, бледные губы.

Женщина подошла к нам и открыла клетку. Пятьдесят голубей захлопали крыльями, в воздухе закружились перья. Она потянулась ко мне и…

Нет. Женщина освободила белого голубя. Он прыгнул ей на указательный палец и взглянул на меня так, будто бы собирался начать драку прямо сразу. Но так и не двинулся с места, а женщина пошла с ним к открытому окну.

Он вылетел наружу, мелькнули крылья на голубом небе. На голубом? Неужели мы снова вернулись в двадцать первый век? Что же — снова голая атмосфера и пустая, заброшенная Земля?

Я надеялся, что скоро это выясню. Белый голубь — трудно думать о нем как о своем двойнике — улетел. Если он опередит меня намного, мне никогда его не поймать.

Женщина сняла с меня цепочку. Я прыгнул ей на палец. Она поднесла меня к окну, и тут я кое-что сообразил.

Как только я вылечу, белый голубь тут же кинется на меня сверху.

Женщина нетерпеливо качнула рукой.

Я соскочил с ее пальца и рванулся изо всех сил. Мелькнули балконы, позади внизу осталось белое пятнышко — голубь, который спикировал на то место, где я должен был оказаться.

Я несся вперед уже целую минуту, сердце стучало. Я замедлил полет.

Внизу виднелись башня, прибрежные скалы и пустая голубая равнина моря. Пустота.

Строго говоря, здесь были какие-то предметы: лодки, несколько блоков с металлическими стенами, которые каким-то образом ухитрялись плыть. Они казались жалкими на бескрайнем голубом фоне. Они лишь подчеркивали пустоту.

Я повернул к башне, намереваясь отдохнуть на ее вершине, а возможно даже, спуститься в комнату, откуда начался полет. Взмахнул крыльями, набирая высоту.

Внезапная боль: он ударил меня в голову. Я кинулся на него. Белые крылья остались целы, но из хвоста моим когтям удалось резким рывком выхватить четыре или пять перьев. Он издал резкий крик и рванулся так, что я закувыркался в воздухе. Какое-то мгновение я был беспомощен, затем выровнял полет.

Он ослепил меня. Теперь я видел только правым глазом, левый застилала тьма. Когда я моргал, то чувствовал влагу, но боль была несильной. Интересно, он вырвал мне глаз или просто выклевал? Сейчас он был внизу, метров на двадцать позади меня. Что он делает? Дожидается, пока я не вернусь в птичник? Он летел неуверенно, может быть, я так сильно повредил ему хвост, что он не справляется с полетом? Может быть…

Он летел ко мне. Неровно, как новичок. Я парил, дожидаясь белого голубя. Заметил кровь на его клюве, и мне стало страшно. Как я без глаза буду сражаться?

Я повернулся и полетел.

Прочь от белого голубя, прочь от птичника.

Крылья болели от усталости. Я сел на плавучий блок. Мой преследователь выглядел, как белая пылинка в бледно-синем небе.

Несмотря на расстояние, серебристая башня птичника была отчетливо видна.

Раздалось металлическое звяканье. Оно шло с моей слепой стороны; я повернул голову на сто восемьдесят градусов. Летела сотня голубей. Снова звяканье, а голуби подлетают все ближе. Мне хотелось присоединиться к ним, но крылья нуждались в отдыхе, и я никак не мог справиться с дыханием.

Я понял, что было причиной звяканья: трое мальчишек здесь, наверху, стреляли дробью по голубям. Я спрятался в тень и увидел, как за несколько секунд свалилось около десятка птиц.

Наконец стая оказалась недоступна для выстрелов, она улетела в морскую даль. Ребята передвигались по крыше, подбирали голубей, что-то делали с ними и снова бросали. Когда один из них оказался неподалеку от меня, я рассмотрел, что они делали. На парне была белая траурная сабда, на щеке стояло клеймо. Он подобрал сизую голубку, разрезал ей грудь, запустил внутрь палец и вытащил темный кружочек в серой смазке и одну-две пружины. Вытер кружочек о сабду. Это, конечно, было сердце.

Мальчик положил его в карман и встал.

Я понял, как получилась эта память.

И полетел дальше в море, опасаясь, что попаду под выстрел, а белый голубь чуть отставал от меня.

На закате мы увидели башню. Я заметил ее внезапно, словно она материализовалась из легких вечерних облаков.

Она была огромна, трудно сказать, насколько, — в море не было ничего, способного сравниться с нею. А ее высота… Я видывал гигантские птичники, блоки километровой высоты, но там всегда можно было разглядеть вершину, какой бы уменьшенной она ни казалась снизу. А эта башня росла и росла до какой-то невидимой точки, сужалась до красной линии, поднималась дальше, как если бы была волокном, связывающим Землю с остальной Вселенной.

Да, есть границы и у гиперболы, и у метафоры, но я бы сказал, для этой башни границ не было.

Мне послышался шум крыльев белого голубя. Я тоже сильнее замахал крыльями, пока они не начали болеть, а металлические шарниры поскрипывать. Подлетел ближе к башне.

Она была полна лиц.

Я парил в воздухе на расстоянии нескольких метров от ее поверхности. Лица в натуральную величину, в трех измерениях, слишком хрупкие, чтобы быть голограммами, слишком яркие, чтобы выглядеть оптическими изображениями, они возникали в мерцающей среде, как пузырьки в жидкости. Среда была почти прозрачной, и мерцание ее становилось слабее лишь внутри, на километровых глубинах. Лица росли, старели, волосы их седели, щеки западали, кожа покрывалась морщинами. В конце концов они пропадали, но прежде того, как правило, размножались: два лица, мужское и женское, сливались, черты их смешивались, а когда они вновь разделялись, между ними возникало еще одно, маленькое, с розовой кожей, и принималось быстро расти. Иногда пары смешивались не один раз, а иногда у одного лица были разные партнеры. Исчезнувшие лица тут же появлялись вновь, возрожденные, готовые повторить цикл.

Я коснулся прозрачной поверхности когтями. Она чуть прогнулась, наподобие коринфского пластика. Я поднялся в воздухе и вдруг понял, что это генеалогическая башня, родословная одной семьи или народа. Возможно даже, всего человечества.

Я заметил тень за секунду до того как белый голубь кинулся на меня. Я отлетел от стены; он предвидел этот маневр, но не угадал, в какую сторону я полечу. Я метнулся вправо, и его клюв выдернул лишь одно перо из моего левого крыла.