Ирина Белояр - Уайтбол Страница 111

— Город сможет переместить тебя на Землю, — сообщил мутант, когда Христо выбрался наружу. — Он согласен, чтобы ты дотронулся до него.

— На Землю? — переспросил «безумный капитан».

— Да. Или в любой другой муравейник. Город вспомнил, как это делать.

Откуда-то из подсознания вылезла надежда. Неуместная, дикая, неестественная…

— …но Город не слышит тебя, потому что ты не говоришь своего имени. Вспомни свое имя. И положи его в рабочее щупальце, — закончил циклоп.

Христо попытался собраться с мыслями. Что нужно вспомнить? Какую-то глубинную, мудрую часть себя? Мать? Учителей? Пращуров? И — как вспомнить? Одних ностальгических чувств здесь наверняка не хватит… Идиотская надежда угасала, вместо нее росла глухая тоска. Положить родословную в пальцы руки? Бред. Господи, когда же я сдохну…

— Я из другого муравейника. Мы вам даже не родня. Мое имя Городу ничего не скажет.

Двухголовый замешкался:

— Да. Это так.

Он тронул стену Города и замер. Через две минуты в наушниках послышалось:

— Я дам тебе свое имя.

Тонкое щупальце плавно скользнуло к Христо. Прикоснулось к шлему, потом — к плечу, к груди. Человек почувствовал слабую вибрацию — так было когда-то давно, при первом контакте…

— Ты не слышишь, — сказал двухголовый.

— Слышу.

— Не слышишь. Панцирь мешает.

…Полуголый, обмороженный, с бесчисленными кровоподтеками, «дотронувшийся до Города» был найден группой диких туристов на леднике в районе пика Черского на Земле. Сквозь кровавую муть увидел склонившегося над ним человека. Человек был внешне похож на Мишу Кравцова, и он что-то говорил. Смысл слов ускользал от сознания.

— Миша?.. — спросил «дотронувшийся», с трудом раздвигая запекшиеся губы.

А они решили, что это его собственное имя.

Впрочем, он и сам так решил.

…Получается, меня давно нет в живых. Я же помню, как снял шлем. Мелькнула мысль о какой-то чудовищной, извращенной ловушке, а потом я снял шлем — все равно терять нечего…

Что было после? Инициировали, сунули мордой в стену Города? К тому моменту мой прототип наверняка уже умер.

Прототип, да. Настоящий Христо Ведов умер. Остался на новой родине.

Тогда кто — или что — оказалось здесь, на Земле? Муляж, фантом, проекция мысли Города?..

…Человек — или привидение — оторвал взгляд от погребального костра. Посмотрел вниз, в долину, на крохотные огоньки поселка. На минуту воспоминания показались мороком. Не может быть. Я живой. Когда болею — мне плохо, когда иду — ощущаю нормальное земное «g». Ем, когда голоден, сплю, когда устал. Живой…

…Вот только почему-то не старею. И раны мгновенно зарастают. И детей, если верить колдунье, быть не может.

А еще — память, которую не обманешь.

«Существует лишь то, что ты видишь. Если не нравится — сумей увидеть другое и дотронься до Города», — говорил двухголовый.

«Всякое знание приходит в свое время. Лучше не торопить. Если не готов — мало ли чего наворотишь», — предупреждала Вера.

«Дело не в том, сумеешь ли ты достучаться к себе. Я думаю, сумеешь. Только на кой хрен оно тебе нужно?» — недоумевал Вадим.

Вот оно и случилось. Сумел увидеть другое. Достучался к себе. Наворотил бог весть чего.

Деревенька Пробуждение, в которой можно было просто жить — если уметь просто жить — ушла в прошлое. Нет обратных путей. Все оставшиеся дороги — в никуда.

Христо Ведов давно умер. Воля к жизни исчерпала себя еще там, в муравейнике. Нынче совершенно непонятно, как и зачем существовать. «В одном теле с мертвецом»… И не подскажет теперь уже никто. Иссякли подсказки…

…Изба Виктора Лося — на отшибе от поселка, в самом конце слободской дороги. Лось — бобыль, как и другие кровники. К тому же дикарь. У него можно не опасаться чужих глаз. И сам визит останется тайной. Такой же тайной, как хозяин дома.

— Ты, что ли, гостя подстрелил? — поинтересовался Лось, даже не оглянувшись посмотреть, кто вошел.

— Я.

— Зачем?

— За надом.

— Выпить хочешь?

— Нет.

— Чего пришел?

— Поговорить.

— Говори.

— Лось, почему весь поселок не пьет, а ты пьешь?

— Мне не страшно.

— Так это пока не страшно. Силу растеряешь.

— Не успею.

— Что так?

— Это лето — мое последнее. Верховой меня своим преемником выбрал.

— Объясни.

— А чего объяснять. Подошел вчерась, на похоронах тетки Любы. Говорит: теперь твоя очередь, кровник.

— Кто подошел?..

— Верховой.

«Истина — то, что ты видишь…»

— Лось… селяне — нормальные люди, не фанатики прошлого. Даже если ты это сделаешь, они не станут пить твою кровь.

— Станут.

Хозяин помолчал. Взглянул хватающими глазами на гостя и медленно произнес:

— Я раньше думал — ты преемник. Похож на Верхового чем-то. Только… незрелый.

— Не понял, — удивился Христо. — Что значит — незрелый?

— Сам не знаешь, чего хочешь. А преемник должен знать.

— Безумие это, вот что я тебе скажу.

— Это у вас там, в городском мороке, безумие. Мир наизнанку видите. Советов от таких же сумасшедших ждете. А пробужденному только один советчик — земля.

— С чего ты взял, что я похож на Верхового?

Лось пожал плечами:

— Я ж с ним разговаривал. Несколько раз. Вот и вчерась тоже.

— Зачем оно нужно, Лось? Твое это… преемничество.

— Чтобы поселок продолжал жить.

— А весь остальной мир разве не живет?..

— Спит. Сон — только половина жизни. Какое мне дело до остального мира? Его не вылечишь.

— Почему ты так думаешь?

— Жил в нескольких городах. Знаю тамошних людей. Они не хотят просыпаться.

— Может, плохо будил?

— Они не хотят, чтобы их будили. Вот и ты тоже такой. Думаешь, проснулся? Нет. Почти проснулся, но сам все испортил. Вера тебе говорила — не торопись.

— Что же мне теперь делать?

— Смотри дальше свои сны.

Христо развернулся — уходить. Зачем-то сказал, стоя на пороге:

— Собаку Шишку убили давеча.

— Стало быть, пришла ее очередь.

— А моя когда?

— Откуда мне знать? Я твоих снов не вижу.

«Безумный капитан» вернулся на гребень, к оранжевой реке.

«Откуда мне знать? Я твоих снов не вижу»…

Наверно, если основательно спрятаться в чужих снах, можно потерять самого себя. Тогда и смерть тебя не найдет. Только нужно ли такое бессмертие?

…К утру погребальный костер догорел. Среди пепелища осталась стоять маленькая, покрытая сажей каменная печка. На печке чем-то красным написано: «Друг».