Изнанка матрешки. Сборник рассказов - Виктор Васильевич Ананишнов Страница 12

Попробовать, при случае, кое-что узнать у Кути или Андромеда? Да и с другими обращёнными поговорить.

Он подумал и тяжело вздохнул, представив, как вновь объявится там, и надо будет опять бежать или взбираться на скалу. Представил себе это, и всё – и руки, и ноги, и грудь, и живот – заболели у него, заныли…

И если бы не заставляли есть!

Много там наговоришь, расспросишь. Набегавшись или нажравшись…

Встал поздно. Выспался, отдохнул. Энергично, чего с ним давненько (позабыл даже когда) не бывало, сделал несколько взмахов руками. Как подбитая птица при попытке взлететь. Разминался и ощущал сладко-болезненные ответы всех мышц на гимнастические пассы. Изнемог. Умылся, чисто выбрился, позавтракал и… оказался в пустоте. Он совершенно не знал, что же ему делать дальше? Подумать только! Курить не хотелось. Поваляться в кровати никакого желания. Даже выпить – на дух не надо!

Самому себе не верилось, но с ним случилось именно так.

А хотелось как никогда движений, каких-то необычных дел.

Подошёл и постоял у телефона, покрытого пылью, – не позвонить ли ей?.. Интересно, узнает Она его по голосу?

К трубке не притронулся, поводил единственно пальцем вокруг номеронабирателя, оставляя след в толстом слое пыли.

Можно было бы пойти на улицу и погулять. Так поступают многие нормальные люди, когда у них появляется досуг. Да за окном стояла такая отвратительная погода затянувшейся до зимы осени, что выходить под дождь и ветер даже думать было зябко.

Без особой страсти полистал книги, заскучал. И стихи не привлекали. Любимые и читаемые им в любом состоянии духа и тела.

Сквозь морозные ресницы

утро смотрит на синицу.

На синицу, на берёзу,

драгоценную с мороза.

Хорошо бы мороз… И синица. В руках…

Часа два Он ходил по комнате с глухим раздражением. Комната давно была неубераемой и захламлённой. Гости к нему не ходили, а самому и так хорошо.

Вот сейчас бы я полез за Кутей хоть к чёрту в пасть, – подумал Он решительно, остановился у окна и в десятый раз поглядел на безрадостную картину за стеклом. – Почему сейчас я здесь, а не там? Но если хорошо захотеть? Довести себя до нужной, так сказать, кондиции?

Но как? Как?!

Почти с ненавистью осмотрел комнату. В ней Он провёл столько пятилеток. С болезненным удовольствием пнул валявшийся у входной двери шарф, брошенный им вчера вечером.

– Сегодня, новенький, от нас не уйдёшь! – трубно ревел Андромед, подоткнув обвисшие жирными складками бока огромными ручищами.

На его сверх меры упитанном лице светилась радостная улыбка доброго отца семейства.

Елен сориентировался сразу. И, правда, не убежать. Он стоял в тесном круге толстяков. Пузо к пузу. Тороид необыкновенный – многоножка. А в центре Он, в дырке от бублика.

– Я и не собираюсь убегать… – Пошёл Он на хитрость и чуть позже вдохновенно добавил: – Пузо к пузу!.. Одними животами посталкиваем, пусть только полезут!

– Га-а! – Андромед от неожиданности тяжело покрутился на месте. – Ай да, Елен! Понял?.. Понял!.. Ну, иди, посмотри на них. Будешь знать, ещё больше укрепишься.

Предводитель толстяков важно подвёл его к краю площадки, ограждённой с этой стороны каменным парапетом.

– Не бойсь! – поощряли толстяки. Они тоже сгрудились у ограждения и, насколько им позволяли животы, перегнулись через него, рассматривая что-то внизу.

Посмотрел туда и Елен.

Подобно птице Он парил, казалось, в поднебесье, а внизу простиралась цветущая страна. Только прямо под ним ржавой подковой виднелась вытоптанная земля, там козявками сновали люди, от разложенных костров тянулись серые шлейфы дымов. Сюда едва долетал шум многолюдного табора.

– Они… – с одышкой сказал Андромед, – полезут сюда, как только созреют. А мы их вот так, – и он боднул перед собой разросшимся брюхом, далеко высунув его за каменную кладку. – Посталкиваем всех! Ага!

Это же… Та же Крепость! – в немом вскрике застыл на месте Елен. – Её должен одолеть я – Пуклик!..

Переключая душ то на холодную, то на горячую воду, Он смывал очередной пот недавних трудов при одолении скалы близ Крепости. И трезво рассуждал. О себе, о переходах из одного состояния в другое, взывал к кому-то неведомому с вопросами и не получал ответа.

Мысли и вопросы, возникающие у него, были серьёзными и сердцу приятные. Не всякий, наверное, уж, – думал Он с удовлетворением и каким-то болезненным превосходством надо всеми, – занимается таким странными до дикости проблемами, как Он!

Вытерся полотенцем до красноты под кожей. Отметил упругость мышц груди и бицепсов. Надел свежую рубашку, стираную через приёмный пункт стирки, потому хорошо выглаженную и сахарно-белую, снял с вешалки в шкафу и примерил костюм, купленный лет шесть-семь тому назад. Тогда костюм в носке был недолго – его телесная стать, пухнущая день ото дня, помешала в нём ходить, а сейчас брюки были не то чтобы в пору, но ширинку застегнуть удалось без особых трудов. Пиджак сошёлся бортами.

Ему захотелось посмотреться во весь рост, но зеркала такого у него никогда не было, так что пришлось сымпровизировать. Открыл балконную дверь и в её стеклянном отражении хотя бы приблизительно осмотрел себя от коленей до головы.

Получилось вполне прилично. Уши избавились от опухоли и уже при повороте головы не напоминали антенны аэродромных локаторов. Щёки слегка ввалились, удлинив лицо и придав ему вид добродушного бульдога. А живот… Живот был, куда ему деваться. Ну, так на него уже можно было смотреть без боязни даже сбоку и при желании не замечать его размеров.

Настроение от созерцания своей преображённой особы поднялось до той критической точки, когда надо выпить или принять некое экстравагантное решение. И оно, решение, созрело неожиданно и счастливо. Так ему показалось. Через полчаса Он сидел в ресторане и удивлялся не столько ценам, поднятым за последние десять лет, пока Он сюда не заглядывал, сколько самому себе.

В кои веки!.. И если бы сидеть сейчас не одному… Скажем, если бы сидеть с ней. Можно было бы поговорить… Мало ли о чём можно поговорить, когда сидишь в ресторане не один.

Слегка поколебавшись, заказал триста граммов коньяка и изысканные для себя закуски: фирменный салат с причудливым названием, заливную рыбу, солянку полную и лангет со сложным гарниром. Естественно, кофе, запивку там, какая была.

Да-а! Это значительно лучше, чем колбаса с картошкой на кухне в полном одиночестве под водку. И значительно лучше компании обжор-толстяков с их жирным отнюдь нескромным столом…

В понедельник проснулся за пять минут до звонка будильника. Ещё лёжа в кровати, попытался поднимать ноги под углом в тридцать градусов к постели и удерживать их в таком положении до счёта семь. После чего следовало отдохнуть в течение такого же времени, затем упражнение повторить. И так раз семь-восемь. Любимое