Габриэль Тард - Отрывки из истории будущего Страница 12

Я это знаю; я знаю еще, что покровительствуемые роком — неизменным другом смелых, — новые троглодиты никогда не страдали ни от голода, ни от нужды, что когда одно из подснежных скоплений замерзших животных грозило иссякнуть, стоило им только позондировать в другом месте, прорыть несколько колодцев вверх, и они тотчас же находили залежи питательных консервов, достаточно богатые для того, чтобы закрыть рот пессимистам. Всякий раз результатом этого было быстрое увеличение народонаселения, согласно закону Мальтуса, и возникновение новых подземных городов, еще более цветущих, чем прежние. Но как бы то ни было, нельзя не остановиться с восхищением перед неизмеримой силой мужества и ума, затраченной на эту работу и вызванной одной только идеей, которая, возникши в один прекрасный день в мозгу одного только лица, в одной клетке этого мозга, или даже в одном только атоме или монаде этой клетки, послужила зародышем жизни внутри всего земного шара. Никогда уже больше не будет ни крахов, ни убийственных кризисов, ни смертей после ликвидации предприятий, ни кровопролитных дуэлей, ни насилий, ни печальных драм, ничего из того, что было в распущенном, еще не реорганизованном обществе. История первых завоевателей и плантаторов Америки, если бы можно было рассказать ее подробности, оказалась бы слишком бледной рядом с его историей. Предадим ее забвению. Но все эти ужасы были, быть может, необходимы, чтобы убедить нас, что при вынужденной близости обитателей гротов нет середины между борьбой и любовью, между убийством и объятиями. Мы начали с борьбы, теперь мы обнимаемся. В самом деле, какое человеческое ухо, какое обоняние, какой желудок могли бы дольше выносить оглушительный шум и дым от взрывов мелинита под сводами наших склепов, зрелище и запах нагроможденных трупов в наших узких галереях. Невероятно отвратительная, ненавистная, отравляющая воздух подземная война в конце концов сделалась невозможной.

Было бы жестоко думать, что она продолжалась после смерти нашего славного спасителя. Известна героическая гибель Мильтиада и его подруги: ее так часто изображали знаменитые художники и в живописи и в скульптуре, так часто воспевали, что она сделалась бессмертной и не знать о ней было бы непозволительно. Когда знаменитая борьба между централистическими и федералистическими общинами, в сущности же между общинами рабочих, общинами артистов окончилась торжеством последних, тогда возникло еще более кровопролитное столкновение между анархическими общинами и общинами организованными, из которых первые настаивали на признании неограниченно плодовитой свободной любви, а вторые требовали благоразумной регламентами любви. Мильтиад, отуманенный своей страстью, имел неосторожность встать на сторону первых — извинительная ошибка, которую потомство простило ему. Осажденный в своем последнем гроте (чудо фортификационного искусства), с провиантом на исходе, так как осаждающие прервали всякую доставку консервов, он попытался сделать последнее усилие: он подготовил страшный взрыв, чтобы прорвать свод пещеры и таким образом открыть выход вверх, где он случайно мог бы напасть на залежи съестных припасов. Его надежда не оправдалась: свод, правда, был пробит, и над ним оказалась другая, невиданная по своей колоссальности, пещера, несколько напоминавшая индусский храм, но он сам, заваленный вместе с Лидней огромными камнями, погиб ужасной смертью на том месте, на котором теперь возвышается мраморная статуя, изображающая их обоих (chef-d'oeuvre нашего нового Фидия) и которое нередко служит целью для нашего национального паломничества. Эта смутная и богатая событиями эпоха, эта распря имела в числе своих многочисленных последствий одно, которого мы никогда не сумеем достаточно оценить: наша прекрасная раса еще более усилилась и очистилась благодаря стольким испытаниям. Даже близорукость исчезла под постоянным влиянием приятного для зрения света и привычки читать книги, написанные очень крупным шрифтом, так как за недостатком бумаги, по необходимости, пишут на аспидных досках, на столбах, на обелисках, на больших мраморных стенах. Эта необходимость, помимо того, что она заставляет писать сжатым стилем, вырабатывает вкус, затрудняет появление ежедневных газет, к большей пользе для органов зрения и для мозга. Для человечества прошлой эры было большим несчастьем, что оно обладало волокнистыми растениями, которые давали ему возможность без малейшего затруднения запечатлевать на бумажных лоскутках, нагромождая одну на другую, все свои мысли, как пустые, так и серьезные. Теперь надо было некоторое время подумать, прежде чем высечь свою мысль на поверхности утеса. Другим несчастьем наших предков был табак! Теперь уже не курят, не могут курить. Благодаря этому, общественное здоровье находится в чудесном состоянии.

V. Новая жизнь

В рамки моего беглого очерка не входит рассмотрение в хронологическом порядке всех многотрудных перипетий, чрез которые прошло человечество за время устроения своей новой жизни внутри планеты с 1-го года эры спасения до 596 г., когда я пишу эти строки мелом на сланцевых листах. Я хотел бы только выдвинуть для моих современников, для которых они могли бы пройти незамеченными (так как обыкновенно не замечают того, к чему пригляделись), отличительные, оригинальные черты современной цивилизации, которой мы так справедливо гордимся. Теперь, когда после многих неудавшихся начинаний, многих горестных волнений, она сложилась окончательно, можно точно определить, в чем состоит самая характерная ее особенность. Она заключается в полном устранении живой природы, как животной, так и растительной, за исключением одного только человека. Этим объясняется, так сказать, очищение нашего общества. Освобожденная, таким образом, от всякого влияния физической среды, в которую она была помещена и которая угнетала ее, общественная среда только теперь впервые могла обнаружить и развить свою собственную природу, и только теперь истинная общественная связь могла проявиться во всем своем могуществе, во всей своей чистоте.

Как будто судьба хотела с научной целью проделать над нами, поместив нас в особые условия[1], социологический эксперимент, который несколько затянулся. Она, можно подумать, хотела узнать, во что превратится социальный тип человека, если освободить его от воздействия посторонней ему среды, но в то же время предоставить его своим собственным силам, если снабдить его всеми интеллектуальными приобретениями, накопленными гениями человечества в течение долгого прошлого, но в то же время лишить его помощи всех других живых существ и даже таких полуживых существ, как реки, моря и звезды, и оставить в его распоряжении, правда, подчиненные ему, но пассивные силы химической, неорганической и неодушевленной природы, которая отделена от человека слишком глубокой пропастью, чтобы сколько-нибудь влиять на него в социальном отношении. Судьбе было интересно, что сделает это человечество с его исключительно человеческими дарами, когда ему придется в самом себе находить если не средства пропитания, то, по крайней мере, все свои удовольствия и предметы для своих занятий и для своих творческих вдохновений. Ответ дан и он показал, каким незаметным, но могучим тормозом для развития человечества служили ранее земные флора и фауна.