Фрэнк Герберт - Белая чума Страница 12

Джон рано проснулся в то первое утро. У него не было и намека на дурные предчувствия. И даже напротив. Он начал день с неудержимым ощущением здоровья и счастья – все это лишь усилило последующую муку. «Трагедии такого масштаба должны предваряться знамениями, – говорил Джон себе позднее. – Должны быть предупреждения, чтобы успеть подготовиться».

Ничего этого не было.

Он проснулся рядом с Мери в одной из двух спален их люкса. Повернувшись к ней, Джон всем своим существом осознал ее очарование – рассыпавшиеся волосы, касающиеся щек ресницы, мягко колышущаяся грудь.

Мысль О'Нейла была ясной и простой: «Ах, что за удача этот брак!»

Краем сознания он чувствовал спящих в соседней спальне двойняшек, звуки утреннего движения снаружи на улице, запах свежевыпеченного хлеба в воздухе.

Жизнь, ты прекрасна!

Дедушка Мак-Карти мог бы гордиться.

– Мы однажды вернемся, парень, – частенько повторял старик. – Мы вернемся с шиком.

«Мы здесь с шиком, Грампа Джек. Ты не дожил до того, чтобы увидеть это, но я надеюсь, ты об этом знаешь».

Было грустно, что Грампа Джек так никогда и не возвратился на «старую землю». Хотя, наверное, «возвратился» было неверным словом, потому что он родился на корабле, идущем в Галифакс.

«И все это ради семи сотен винтовок!»

Это были сетования семьи Мак-Карти на протяжении «плохих времен». Джон никак не мог забыть голос Грампа Джека, сокрушающегося о бегстве из Ирландии. Эта история рассказывалась и пересказывалась до тех пор, пока Джон О'Нейл не выучил ее наизусть. Серебро Мак-Карти, спрятанное от пиратствующих английских сборщиков налогов, было вырыто, чтобы финансировать приобретение семи сотен винтовок для восстания. После поражения отец Грампа Джека, за голову которого была назначена награда, тайно вывез свою семью в Галифакс под вымышленным именем. Они вернули себе имя Мак-Карти, как только оказались в безопасности в Соединенных Штатах, «как можно дальше от ворюг-британцев».

В своем номере дублинского отеля Джон О'Нейл тихо сел в постели. Он почувствовал, как дыхание Мери изменилось, когда она начала просыпаться. Она прочистила горло, но глаза ее оставались закрытыми.

«Мери О'Хара из лаймерикских О'Хара».

Она любила Грампа Джека. «Что за милый старик. Более ирландец, чем коренные ирландцы».

Никто не смог бы спеть «The Wearing of Green» более взволнованным голосом.

– По линии отца, Джон Рой О'Нейл, ты происходишь от Уи Нейлов. Ард Ри, Верховные короли, они жили на Холме Тара.

Подобным образом дедушка каждый раз начинал генеалогическую литанию.

– А со стороны Мак-Карти, ну, тут, парень, мы тоже некогда были королями. Никогда об этом не забывай. Замок Мак-Карти был могущественным местом, строили его сильные люди.

Дедушка О'Нейл умер, когда Джону было два года. Отец Джона, Кевин Патрик О'Нейл, отвернувшийся от «ирландщины», насмехался над «мак-картиевскими историями» Грампа Джека. Но юная голова Джона была заполнена волнениями, восстаниями и стойкой ненавистью к британцам. Он особенно наслаждался историями мятежа Хью О'Нейла и бунта Оуэна Роя О'Нейла.

– Рой О'Нейл, это ведь часть моего имени, Грампа.

– Ну конечно! И ты достаточно осведомлен, чтобы прожить свою жизнь так, дабы не посрамить чести таких прославленных предков.

– Сжечь все британское, кроме их угля!

Как Грампа Джек смеялся над этим!

В постели в номере дублинского отеля Мери проговорила рядом с Джоном:

– Мы на самом деле здесь. – Потом: – Я все еще скучаю по Грампа Джеку.

7

Уверен, что это был Тацит, сказавший, что существует закон человеческой натуры, заставляющий нас больше всего ненавидеть тех, кого мы сами обидели.

Почти сотня копий первого «Письма Безумца» была отправлена, а последующие послания были более многочисленными. Первые письма, отосланные из агентства в Лос-Анджелесе, пришли к правительственным чиновникам, газетчикам, редакторам и ведущим ученым. Послание их было предельно ясным: карантин зараженных зон. С этой целью некоторые из писем несли дополнительную страницу с призывом к получателям-ученым разъяснить серьезность ситуации своим политическим лидерам.

Доктор Уильям Рокерман, экс-президент Американской Ассоциации за Развитие Науки, получил одно из этих посланий с дополнительной страницей. Оно прибыло в его дом в Сан-Франциско с утренней почтой в понедельник, и он вскрыл его за завтраком. Доктор сразу сообразил, почему его выбрали в качестве одного из получателей – его собственные исследования по ДНК были широко известны в научных кругах. Это письмо было написано кем-то из тех, кто хорошо разбирался в нюансах проекта Рокермана.

Рокерман перечитал ссылки на «обратное считывание с белка», чтобы определить РНК, «отсюда к транскрипции ДНК». Это было довольно просто, но давалось понять, что использовался компьютер, «чтобы пересортировать вырезанные фрагменты».

В этом виделся глубокий профессионализм.

Что заставило Рокермана похолодеть, так это ссылка на использование стереоизомеров в трансляции последовательности РНК в белковые молекулы.

«Наложение для определения структур».

Это были слова Безумца.

Рокерман немедленно заподозрил, что этот человек использовал алкеновую полимеризацию для части своих серий разделений… да. Именно это он и подразумевал.

– Письмо демонстрирует полное понимание методов очистки и молекулярной композиции, – сказал доктор своей жене, читавшей через его плечо. – Он ЗНАЕТ.

Информации было достаточно, чтобы убедить образованного читателя, понял Рокерман. Это, само по себе, о многом поведало об авторе.

Рокерман знал, что это далеко не все. Безумец удержался от раскрытия ключевых данных. Но он наводил на них с леденящей точностью. Это, вместе с угрозами, принуждало Рокермана к действиям.

Он тщательно все продумал. Потом отправил свою жену собирать чемоданы. Рокерман последовал за нею в спальню, где заказал разговор с советником президента по науке доктором Джеймсом Райаном Сэддлером. Тут он вынужден был с огромным трудом пробиваться сквозь стальной заслон неумолимых секретарей.

– Скажите ему, что это Уилл Рокерман и что это очень важно.

– Не могли бы вы рассказать мне о содержании столь важного дела? – спросила секретарша со сладкой настойчивостью в голосе.

Рокерман сделал два глубоких вдоха, чтобы успокоиться, глядя на свое отражение в зеркале спальни. На его угловатом лице появились новые морщины, а волосы определенно начали седеть. Луиза посмотрела на него, но ничего не сказала.

– Слушайте, как вас там, – рявкнул Уилл. – Это ДОКТОР Рокерман, экс-президент Американской Ассоциации за Развитие Науки, близкий друг Джима Сэддлера. У меня есть важная информация, о которой следует знать Президенту Соединенных Штатов. Если появится необходимость в том, чтобы вы ее знали, вам о ней кто-нибудь непременно расскажет. А пока что соедините меня с Джимом.