Н. Павлов - Ятаган Страница 12

IX

Княжна гуляла и шла к нему навстречу; но, завидя его издали, пошла тише, хотя глаза ее приметно развеселились. - Что с вами? Вы смотрите так насмешливо? - спросила она шутя. - Мой полковник предлагает вам руку и сердце и поручил мне просить матушку, чтоб открылась вам. за него в любви. Он без памяти от того, что очаровал вас. - Ах, боже мой! он теперь догадается и станет мстить вам! - сказала княжна, изменяясь в лице. - О, да как он влюблен! и я выслушал его изъяснение по форме, молча, с начала до конца. Тысячу раз думал я, что перерву его, не позволю продолжать, скажу, что мне не следует этого слушать, что он выбрал такого поверенного, который не может благородно выполнить его поручения, - но что делать? душа моя присмирела в тисках этого мундира...и он дернул с досадой красный воротник. - Ах, княжна! Как мне в эту минуту жаль стало моих эполет. Трудно выразить ее заботливость, когда начала она пе ребирать разные средства, чтоб согласить безопасность сол дата с отказом полковнику. То хотела сама обратиться к не му, ввериться благородству его военного характера и про изнести твердым голосом: "Простите меня, я не люблю вас, я для другого рассыпала перед вами драгоценные камни моей красоты и воспитания". Тут задумчивые глаза ее рас крывались мгновенно в полном блеске, вспыхивая надеждой на величие души, на самоотвержение. То вдруг эта светлая надежда потухала в ней, как одна из тех ветреных мыслей, которых истину доказывает сердце, но которые слитком дерзки для женских привычек и слишком мечтательны для рассудка. Княжна переходила от чудес жизни к обыкновенным явлениям и полагала, что отец ее...- она обовьется около его шеи, расплачется перед ним - его связи удержат полковника в почтительной боязливости и не дадут ра зыграться его негодованию или ревности. Напрасно Бронин силился вырвать ее из этого мира за бот, участия... восхитительного, как доказательство любви, и несколько неприятного, как желание женщины защитить мужчину. Он бросал беспечно свою судьбу на жертву непроницаемой будущности, он твердил ей о настоящей минуте... они сидели рядом... Солнечные лучи, пробираясь сквозь густые ветви дерев, образовали перед ними стену зелени, унизанную -точками света... Княжна и солдат, два странных наряда вместе... два существа с одной планеты, но раскинутые какой-то мыслью по концам ее и соединенные чувством, которое не знает пространства, не боится расстояния. Долго она не слушала его, долго прибегала ко всем уси лиям воображения, чтоб утешить себя какой-нибудь счаст ливой уверенностью, потом задумалась, потом взглянула на Бронина, как будто утомленная испугом, и ласково сказала: - Боже мой! зачем вас перевели к нему в полк? - Он схватил ее руку в первый раз, прижал крепко к губам... Она покраснела, но оставила руку на произвол любви, и ветер накинул широкую ленту ее пояса на колени к солдату... Между тем растревоженный полковник вышел из своей квартиры. Его замыслам стало душно, его чувству нужно было и прохладу воздуха и простор неба. С дороги сбивался он на тропинку, с тропинки на пашню. Он шел скоро, как будто догонял свои мысли, которые все опережали его. Он шел бог знает куда, а очутился, усталый, перед домом князя. Войти или нет?.. Полковник не будет уметь сохранить должного спокойствия!.. Не лучше ли дождаться ответа?.. Да, нет ничего приятней, как перед решительной минутой подмечать самому этот ответ, делать догадки о наступающем блаженстве по разным пустякам гостиной!.. И потом, чем наполнить пустоту времени? Куда бежать от сомнений?.. Он вошел. Князь был на охоте. В передней никого. Почтительно прокрался полковник до одной комнаты, из которой окна выходили в сад. Никто не попадался ему навстречу... Счи тая неприличным атаковать дальнейшую часть дома, он опу стился на диван, покойно упругий, обложенный мягкими подушками, обтянутый полосатым штофом, - и расцвел!.. Буря войны, ее голод и холод, кочевая жизнь... как все это показалось вдруг слишком молодо, тяжело, невозможно более для полковника, убаюканного негой роскошного дива на! Великолепие строя, чудная выправка и склейка людей, как все это показалось ему хуже, чем мраморный камин, матовые шары ламп, малахит и бронза подсвечников. Полу сонно смотрел он на поясные и миниатюрные портреты кня жеских предков, вероятно с таким же чувством, с каким Наполеон думал о родословной австрийского императора, когда сватался за его дочь. Полковник послужил... пора от дохнуть... что в славе, которая спит на сырой земле!.. Какая в том честь, что солдат сделает на караул! Ему захотелось отведать барской спеси, причуд богатства, понежиться в объятьях знатности и красоты!.. И почему не лелеять этой сладкой мечты? почему не надеяться на это заслуженное счастие?.. Он дрался храбро, княжна так восхитительно приветлива к нему, помещики с таким подобострастием становятся около него в кружок, сажают на первое место, ждут к обеду, а Андрей Степанович, решительно уверенный, что для полковника нет невозможного, набожно говорит ему всякий раз: "В ваши лета, в вашем чине..." Эти великие и малые воспоминания, это высокомерие, внушенное ему не собственным самолюбием, а ложью обще ства, злая ошибка других, потому что они смотрели на него в увеличительное стекло; наконец безгрешное, понятное в нем желание палат и сердца - все это отлило его надежды в прекрасную, крепкую форму... и он поднялся лениво с дивана и медленно подошел к окну, чтоб окинуть глазом еще частицу своих будущих владений... Но тут более любви, чем надменности, проявилось у него. Любовь душистая, светлая, беспечная повеяла ему из сада!.. любовь, какой не видывал он в деревенском сарафане, в кормче жида и у мелочных немок. Как нежно поглядел он на эти укатанные дорожки... где будет прохаживаться с своей обворожительной женой, на эти кусты роз, на эти тюльпаны... а там, вдали, глубокая, темная беседка... там, может быть, много схоронится супружеских тайн... Вдруг полковник дрогнул, лицо его оцепенело, и он при метно вооружался всею зоркостью глаза, как будто поверял дистанцию при построении колонн к атаке... что-то мельк нуло сквозь ветви... что-то похожее на мундир и на женское платье... Он отсторонился от окна, оперся на эфес шпаги, и, я думаю, пальцы его выпечатались на бронзе... это княжна, это Бронин... Нет, полковник, это демон, который принимает на себя все виды, чтоб вырвать нас из области счастия и показать нам жизнь, какова она без украшений, накинутых на нее головою и сердцем человека, жизнь с усмешкой безверия, с отчаянным взором!.. Но белое платье мелькнуло опять, но знакомый зонтик заслонял от солнца знакомые черные во лосы, но красный воротник, но темно-зеленое сукно... В них нельзя ошибиться полковнику... это он, это она... Да, полковник, это он, это солдат, который по твоему слову не шелохнется при тресках грома, не смигнет под грохотом ядер... это солдат, для которого ты отец и мать, жизнь и смерть, и небо и ад... ты обходился с ним как с равным, так щадил его, ты высказал ему всю душу, а он обманул тебя, а княжна рассыпалась перед тобой для него, а там они смеются над твоей неловкой любовью... Куда ж девалась твоя служба?.. какой же теперь смысл в твоих крестах?.. Все раны Смоленска, Бородина и Лейпцига рас крылись у несчастного полковника!.. Смотри, полковниц,.. он целует ее руку, эту руку, так хорошо освещенную солнцем, что ты отсюда можешь видеть ее белизну и нежность!.. смотри... их только двое... никого нет еще... они давно здесь... оторви его... чтоб княжна не отыскала и следов солдата!.. Но не поздно ли?.. Полковник из понимал, что есть невинные ласки, непо рочное уединенно... Подозрительно впивались его глаза в белое платье, и не бледность, которая грозит смертью, но грубая краска гнева зарделась на его полных щеках... Он воротился назад, к привычкам целой жизни, к своей неверо ломной страсти, в мир войны, дисциплины и зажигательных звуков барабана! Заблуждение вырвало его из строя и пре дательски покинуло одного, далеко от княжны!.. Ему пока залось, что они идут к дому... он кинулся из комнаты, но вдруг приостановился, страшный, огромный... повернул го лову, бросил еще один взгляд, только не на княжну, не на сгибы белого платья... Он взглянул на солдата.