Айзек Азимов - Дибук с Мазлтов-IV Страница 12

Мартен смутно сознавал, что где-то впереди находится парк — намалеванная, неподвижная зелень. Он повернул на запад. На глаза ему попался кусок газеты, единственный шевелящийся предмет в умершем мире. Он повернул, наклонился и поднял его, не замедляя шага.

Порванная страница оказалась на идише.

Он не умел читать на этом языке. Он не мог разобрать сливающихся еврейских букв, он не прочел бы этих букв, даже если бы они не сливались. Только одно слово было написано четко и ясно. Оно было набрано черным шрифтом посреди страницы, каждая буква резко выделялась всеми своими хвостиками. Он понял, что там написано «Лефкувич».

Он выкинул газету и вошел в пустой парк.

Деревья не шевелились, листья застыли в причудливых позах. Солнце давило мертвым грузом, не согревая.

Он бежал, но пыль не поднималась под его ногами, и не пригибалась трава.

На скамейке пустынной аллеи сидел старик, единственный человек в вымершем парке. На нем была темная фетровая кепка, козырек прикрывал глаза от солнца. Из-под кепки торчали неряшливые пучки седых волос. Грязная борода доставала до верхней пуговицы грубой куртки. Старые брюки пестрели заплатами, а подошвы растоптанных, бесформенных штиблет были перехвачены пеньковой веревкой.

Мартен остановился. Дышать было трудно. Он мог произнести только одно слово и с его помощью задал вопрос:

— Левкович?

Он застыл перед скамейкой, ожидая, пока старик медленно поднимется на ноги, буравя его темными слезящимися глазами.

— Мартен, — вздохнул старик. — Сэмюэл Мартен. Вот ты и пришел.

Слова звучали как будто с двойной выдержкой, под английским слышалось дыхание другого языка. Так, под «Сэмюэлем» Мартен уловил невнятную тень «Шмуэля».

Старик вытянул морщинистые руки с перекрученными венами, но потом опустил их, словно опасаясь дотронуться до Мартена.

— Я искал тебя, однако в диких просторах города, который только еще будет, слишком много людей. Слишком много Мартенсов, и Мартинесов, и Мортонов, и Мертонов. Я остановился, только когда добрался до зелени, и то на мгновение. Я не впаду в грех и не перестану верить. И вот ты пришел.

— Это я, — сказал Мартен. — А ты — Пинхас Левкович. Почему ты здесь?

— Я Пинхас бен Иегуда, получивший фамилию Левкович по указу царя, который всем нам присвоил фамилии. А здесь мы с тобой, — тихо продолжал старик, — потому что я молился. Когда я был уже стар, Лея, единственная моя дочь, дитя моих преклонных лет, уехала с мужем в Америку, оставив заботы прошлого ради надежд на будущее. Сыновья мои умерли, жена моя Сара, отрада моей души, умерла еще раньше, и я остался один. Пришло время и мне умереть. Но я не видел Лею с тех пор, как она уехала, а весточки от нее приходили так редко. Душа моя стремилась повидать сыновей ее плоти, продолжение моего семени, сыновей, в которых моя душа могла бы жить дальше и не умереть.

Голос старика был тверд, а под его словами перекатывалась беззвучная тень древнего языка.

— И был мне ответ. Я получил два часа, чтобы увидеть первого сына по моей линии, родившегося в новой стране и в новое время. Сын дочери дочери моей дочери, нашел ли я тебя среди роскоши города?

— Но зачем понадобился этот поиск? Почему бы не свести нас всех вместе?

— Потому что в надежде поиска заключена радость, мой сын, — торжественно провозгласил старик, — и обретение исполнено сладости. Мне дали два часа, чтобы я искал, два часа, чтобы я нашел… и вот ты предстал предо мной, тот, кого я не искал при жизни. — Голос его был стар и спокоен. — С тобой все хорошо, сын мой?

— Теперь, когда я нашел тебя, со мной все хорошо, — ответил Мартен и опустился на колени. — Благослови меня, отец, чтобы мне было хорошо во все дни моей жизни с девушкой, которую я хочу взять в жены, и с малышами, которые родятся от моего семени и от твоего.

Он почувствовал, как на его голову легко опустилась старческая рука, после чего послышался едва различимый шепот.

Мартен поднялся.

Глаза старика с мольбой вглядывались в его лицо. Мартену показалось, что взгляд их терял резкость.

— Теперь я спокойно вернусь к отцам моим, сын мой, — произнес старик, и Мартен остался один в пустом парке.

Неожиданно мир качнулся и ожил. Солнце возобновило прерванный бег, подул ветер, и вместе с этим ощущением все скользнуло обратно…

В десять часов утра Сэм Мартен выбрался из такси, безуспешно пытаясь нащупать бумажник, в то время как мимо неслись другие машины.

Красный грузовик притормозил, потом снова поехал. Белая надпись на его борту извещала:

Ф. ЛЕФКОВИЦ И СЫНОВЬЯ.

ОПТОВАЯ ТОРГОВЛЯ ОДЕЖДОЙ

Мартен ее не заметил. Тем не менее он каким-то образом знал, что все с ним будет хорошо. Знал, как никогда раньше…

Кэрол Карр

ДУМАЕТЕ, ЭТО У ВАС НЕПРИЯТНОСТИ?

Пер. Ю. Соколов

Значительная часть современного американского юмора берет свое начало в еврейской культуре. Еврейский юмор, в свою очередь, оказался превосходным зеркалом общества благодаря неповторимому сочетанию языка, стиля, карикатурности и глубокой отчужденности.

Вот вам милая еврейская супружеская пара, и у них есть дочь — дочь, которая вышла замуж за марсианина. Трудно найти большего гоя, чем он, не так ли?

Или все-таки не так?

Сказать по правде, в прежние времена мы приходили бы в себя целую неделю. Моя, с позволения сказать, дочь выходит замуж, а он не только что не еврей, он даже не человек.

— Папа, — это она говорит мне спустя две секунды после того, как я отказался разговаривать с ней до конца дней своих, — ты сразу полюбишь его, едва познакомишься ближе, обещаю тебе.

И что я могу ей ответить? Только чистую правду, как поступал всегда: едва я познакомлюсь с ним ближе, меня вывернет наизнанку. От одного вида марсиан меня тошнит.

Но с этой девчонкой приходится обращаться в шелковых перчатках, как и с ее матерью. Я просто говорю ей то, что чувствую, прямо и от всего сердца, а ее лицо тут же превращается в печеное яблоко, и хлынувшие из расщелин воды Атлантического океана превращают в грязь ее косметику. Такой я и вспоминаю ее через шесть месяцев — стоит передо мной с мокрым от слез лицом и вынуждает меня чувствовать себя чудовищем (это меня-то!), когда на самом деле им является ее так называемый муж.

Потом она отправляется к нему — жить вместе с ним (в Нью-Горизонт-Виллидж, Крэг-Сити, Марс), а я все пытаюсь сказать себе: не мое это дело — ну как бы это правильно сформулировать — разбираться с ним лично; если моя дочь в состоянии терпеть такого мужа, то чего жаловаться мне? Не то чтобы мне нужен был зять, способный продолжить мое дело; мой бизнес будет процветать и без всякого моего присутствия. Только радоваться нечему.