Елена Горбачевская - Другая проекция Страница 12

Я помню, что кто-то умный, не помню, правда, кто, сказал однажды, что человек тем отличается от животного, что иногда отрывает взгляд от земли, чтобы посмотреть на звезды. Может быть, он и не так это сказал, этот умный, за дословность не ручаюсь, но суть все-таки эта. Это я к тому, что не видя другого выхода, я приняла свою излюбленную позу, а именно села и задрала голову кверху. Ни себе чего! Небо! Я уже стала забывать, как оно выглядит. Облачка плывут. Только как-то странно. Прямо надо мной не небо, а муть какая-то, а облачка и чистая голубизна — где-то по краям. Все понятно. Вы, девушка, вторглись в некий мир, от которого Вас оградили чем-то вроде энергетического колокола. Наверное, посчитали заразной.

Что же теперь делать? А вот и не знаю. По крайней мере надо подумать, потому что тупо переться в какую-нибудь сторону кажется пока бессмысленным.

А может быть я просто сошла с ума? И все, что со мной произошло, начиная с удара током и заканчивая моим сидением здесь, мне привиделось в бреду, а сейчас добрый доктор психиатр сделает мне укольчик, и я проснусь в каком-нибудь сумасшедшем доме? А может, я действительно просто сплю? И сейчас проснусь и пойду на работу или хотя бы увижу решетки на окнах психушки? Было бы, конечно, неплохо, если бы все это было сном. Но это не сон, подумала я, почесав изнутри позвоночник. Снова захотелось вздохнуть.

Я отвлеклась на свои мысли и не заметила, как стало уменьшаться расстояние, отделяющее меня и дома. Недостижимые ранее кустики стремительно приближались. Кажется, карантин снят. Эй, ребята, тормозите, а то этот дом меня сейчас раздавит! Ну кто сказал, что здесь скучно живется?

Сближение, наконец, прекратилось. Мой колокол исчез. Сразу послышались звуки тихого летнего вечера: поющие вдалеке троллейбусы, смех детишек, музыка из открытого окошка.

Кустики оказались совсем рядом. Я подошла к ним и протянула руку, чтобы потрогать листики, и моя рука, словно сквозь воздух, прошла через ветки. Ну и дела! Я бросилась к ближайшему углу дома, протянула руку, и она по локоть ушла в стену. Что это, призраки? С другой стороны, я сама была почти призраком, но ведь собственное тело я могла осязать!

А как же люди? Уже не волнуясь о том, как бы не напугать кого своим экзотическим видом, я бросилась к двум женщинам, мирно болтающим у подъезда. И пробежала сквозь них! Раздалось только чуть слышное потрескивание едва заметных серебристых энергетических коконов, окружавших их тела.

Мир призраков. В недобрый, видно, час я вспомнила о развлечениях. Вот тебе Леночка, и еще одно. Стереоскопический панорамный кинотеатр на одного зрителя. Как вспомнила, как я тут ползала, чуть не померла со смеху.

Надо себе представить обыкновенный цивильный кинотеатр в каком-нибудь городе, например в нашем Минске. По местам расселись семьи с детишками, влюбленные парочки, молодежные и не очень компашки. В зале гаснет свет, на экране идут титры. И вот появляется последний опоздавший, то есть опоздавшая, которая пробирается к своему месту ползком на брюхе по причине того, что ее внешний вид не соответствует общепринятым нормам. Место ей не нравится, и также ползком она пробирается к экрану. А, увидев изображение, приходит, бедняжка, в такой шок, что начинает прыгать на экран и безрезультатно хватать за фалды персонажей.

Ладно, так и быть. Будем вести себя прилично и смотреть фильм. Что же нам все-таки показывают? Теперь, когда пропал колокол, я могу подойти поближе и рассмотреть предмет или объект, который меня заинтересовал. Надо отметить, что это — значительное удобство по сравнению с обычным кинозалом.

Этот дом прямо передо мной. И кустики. Что-то в них есть неуловимо знакомое. Я их где-то уже видела. Даже не то, чтобы зрительное восприятие было знакомым, а какое-то более тонкое ощущение. Так бывает, когда снится какой-то человек, рассмотреть которого во сне невозможно, но ты точно знаешь, что это именно Вася. Или какое-то место, которое ты хорошо знаешь, во сне выглядит совершенно иначе, но ты уверен, что это именно оно. Я сосредоточилась на своем ощущении, стараясь максимально его усилить. Вот оно! Это же мой дом, в котором я прожила пятнадцать лет из своих двадцати двух. Приехали. Я не знала, что и думать, поэтому не думала ничего.

Из подъезда вышла женщина. Уже не напрягаясь, я поняла, что это — наша соседка тетка Нэля (ну и имечко!), жутко противная баба, которую мы в детстве звали Клизмой. Ее никто не любил, да и она не жаловала окружающих, особенно детишек. Меня же она вообще терпеть не могла, постоянно предрекая моей маме ужасную судьбу дочери.

Клизма куда-то двигала, по обыкновению брезгливо поджав свои тонкие губки и презрительно посматривая сквозь толстые очки. Как обычно, одета как чмо, даже энергетический кокон у нее (наверное, в этом «фильме» все носят такие) был тусклый и сидел на ней как-то нескладно и кособоко. Навстречу ей шла девушка, молоденькая такая, симпатичная, в джинсиках. Ну и дела, да это же я собственной персоной! Я — здесь, и я — там, с Клизмой! Так где же я на самом деле?

А может быть, если я-разноцветная впрыгну в меня-обычную, я вернусь домой? Мало что соображая, я рванулась к самой себе, успев подумать, что практически реализуется та ситуация, когда ко мне-обычной с радостными воплями бросается на шею пестрое красноволосое чудище. Ладно, как-нибудь выдержу, подумала я достаточно отстраненно, усиленно работая ногами. Хотелось обрести единство с собой до встречи с Клизмой. Не хватало еще, чтобы она пронаблюдала мое воссоединение. Вони тогда было бы на весь двор, всем и каждому, включая мою маму, было бы доложено, что она, Арнолида Францевна (так ее полностью величают), всегда говорила, что я плохо кончу и в конце концов оказалась права. А вот и «я», совсем рядом. Естественно, «я» меня не замечаю. Была не была! И ничего. Только слабый треск кокона. «Я» совершенно спокойно прошла сквозь меня и направилась дальше к родному подъезду, навстречу Клизме. Да, кино есть кино, и в него не впрыгнешь, даже если показывают тебя саму. Печально.

Мне оставалось только усесться поудобнее и продолжать наблюдать, завидуя самой себе, которую ждут дома родители и вкусный мамин ужин.

Поравнявшись с Клизмой, «я», будучи девушкой воспитанной, вежливо поздоровалась:

— Добрый день, Арнолида Францевна!

— Добрый? Может быть, — скептически скривилась Клизма, — Что это на тебе одето? — спросила она, прихватив «меня» за рукав любимой клетчатой рубашки, — Что позволяет себе современная молодежь, какая вульгарность!

И началась длительная лекция об отвратительных качествах молодого поколения, где прослеживалась глубочайшая связь между рок-музыкой, кроссовками и джинсами с одной стороны и наркоманией, проституцией, ростом преступности с другой. Эта была ее обычная песенка, которой она постоянно изводила меня и еще нескольких несчастных. Ускользнуть не было никакой возможности, поскольку ее сосискообразные пальцы цепко держали мой рукав. В такие минуты обычно откуда-то из темных глубин души, из самых ее дальних закоулков поднималась мутная волна ненависти и самых диких желаний. Например, слепить из нее комок и запаять в железную банку, которую выбросить в самое гадкое, грязное, заросшее ряской озеро. Или сделать большой-большой унитаз и спустить ее туда. Как правило, нудела она достаточно долго, и фантазия успевала развернуться на славу.