Андрей Щупов - Предатель Страница 12

- Илья Громовержец, - Ларсен вяло помахал небесам рукой. - Грозится, старый хрыч...

Неожиданно родилась мысль заехать к Сашкиному комроты, тому самому, что отбил у лейтенанта теплую женщину, что удачливым образом переждал бомбежку под теплым пуховым одеялом. Лейтенант суматошно полез обратно в башню. Порыв был силен. Мозг взмутило от злости, сердце перетянуло стальными кольцами. А может, взыграла запоздалая обида. За себя и за Сашку, за майора-пушкаря - мужа теплой женщины, погибшего в те самые часы, когда неверная супружница развлекалась с чужаком. Ларсен взялся за рычаги управления...

Все получилось до нелепого смешно. Капитан стоял возле знакомого дома и махал танку рукой. Широкоплечий, высокий, с уверенным лицом. Ларсен остановил машину и перебрался выше, на место пулеметчика. Он не собирался убивать более удачливого конкурента, но надо было как-то унять разгоревшийся зуд, успокоить расшалившиеся нервы. И удивительно к месту в памяти всплыли слова денщика о заносчивости капитана.

- Значит, ты у нас заносчивый, да? Что ж, заносчивым по их заносчивости... - Ларсен нажал спуск.

Сначала он намеревался сбить с офицера фуражку, но руки мелко тряслись, в глазах все плыло, лицо капитана и мушка никак не хотели совмещаться. Поэтому он опустил ствол чуть ниже и начал с короткими интервалами садить по ступеням, на которых стоял капитан. Дым щипал ноздри, направляемые отсекателями, гильзы искристым фонтанчиком ссыпались в специальные резервуары. Кончилось все тем, что комроты укрылся за ветхим заборчиком и, вытащив пистолет, стал с самым решительным видом отстреливаться от танка. То ли он ничего не понял, то ли действительно был заносчивым и самоуверенным. На минуту Ларсен прекратил огонь, прислушиваясь, как щелкают по броне пистолетные пули.

- Ага, значит, репозиции захотел, волчонок? Ладно, я тебе дам репозицию! Током в пару тысяч вольт!..

Чуть поразмыслив, он развернул башню, заставив капитана переместиться от заборчика к пустой собачьей конуре, и с наслаждением стеганул длинной очередью по дому. Стекла, рамы - все вдрызг и в щепу! Не забыл Ларсен пройтись и по резному коньку крыши. А когда пулемет, отжевав последний патрон в ленте, устало замолк, он удовлетворенно вздохнул. Не глядя больше на бывшего конкурента, снова взялся за рычаги и начал разворачивать танк к дороге.

Уже в сгустившихся сумерках он подкатил к части. Под гусеницы опять попался солдатский хлам, стеллажи каких-то трескучих ящиков. Офицер из патруля залихватски вскарабкался на башню и замолотил по металлу прикладом карабина. Заглушив бронированного зверя, Ларсен с руганью полез наружу. Почти вывалившись из люка, он милостиво позволил патрульным поднять себя и, объяснив, что танк отнюдь не казенный, а напротив - подарок от лица дружественного германского командования, потопал к родной землянке.

То ли он избрал неверное направление, то ли вообще забыл, где расположен его блиндаж, но выбрел он почему-то на околицу, к бревенчатым домишкам. Светили звезды, а в лицо задувал сонный ночной ветер. Деревенская улица приглашающе расстилалась под ногами, земля представлялась единой большой колыбелью. Окутанная тьмой, она звала в путь, благословляла всяческое поступательное движение. Ларсен не заставил себя упрашивать, - выделывая замысловатые кренделя, ноги его зашагали сами собой, и через каких-нибудь пять-десять минут он очутился в расположении Клайпа.

- Эй! Кто тут шляется!.. А-а, это вы, лейтенант? Извиняюсь, в темноте не узнал.

Перед Ларсеном вырос часовой, боец огромного роста, с рябоватым лицом, в собачьей ушанке. Принюхавшись, он понимающе расплылся, и это лейтенанту не понравилось. Напустив на себя побольше строгости, он потребовал для начала закурить, а затем с подозрением поинтересовался, где в данную минуту находится пленный.

- Так я ж его и сторожу, - удивился часовой. - Сидит в этом сараюшке. Куда ему деваться?

- Та-а-ак... А свет у тебя, положим, имеется?

- Какой еще свет? - часовой заморгал.

- Обыкновенный!.. С кнопочкой на стене. Не впотьмах же мне с ним беседовать!

- Капитан Клайп... - начал было неуверенно боец, но Ларсен немедленно его прервал.

- Капитан Клайп, душечка, любит и уважает лейтенанта Ларсена! Заруби это себе на носу!

- Да, но если вы его того - в расход как бы...

- Как бы бери и не робей! - Ларсен сунул часовому свой парабеллум и ободряюще похлопал по щеке. - Если что, позовешь.

- Вон оно, стало быть, как, - непонятно пролепетал боец.

- Стало быть, так! - Ларсен подождал пока часовой откроет дверь. Перед тем как зайти, подумал, чем бы еще припугнуть часового. Нахмурившись, въедливо оглядел рябоватого громилу с с ног до головы.

- Что-то ты очень рослый, а?

- Таким уж уродился.

- Да?.. - лейтенант в сомнении покачал головой. - А столицу Африки знаешь?

Часовой замялся, с улыбкой студента-скромника пробормотал:

- Все шутите?

- Нет, не шучу. Столицу Африки мне - и побыстрее!

- Так я ведь уже давненько того... В смысле, значит, географии... часовой напряженно зашевелил губами. - Может, Копенгаген?

- Сам ты Копенгаген, - Ларсен с безнадежностью махнул рукой. Ладно... Как звать-то тебя?

- Климчук, мой лейтенант. Степан Климчук.

Взявшись за дверную ручку, Ларсен погрозил пальцем.

- Смотри у меня, Климчук! Степанов на земле много...

Он вошел в сарайчик и, нашарив в темноте выключатель, прикрыл дверь. Глядя на тусклую лампу, недовольно крякнул. Ларсен не любил полумглы. Ни тепло, ни холодно, ни рыба, ни мясо... Или уж день, или полновесная ночь. Промежуточные стадии вызывали у него целый комплекс противоречивых чувств.

- Что ж, будем щуриться, - он еще раз обвел утлое помещение придирчивым взором, заметив в углу бочку с водой, удивленно покачал головой.

- Хоть пей, хоть купайся, - сказав это, он медленным шагом двинулся к лежащему на полу Предателю. Половицы под ногами тоскливо заскрипели, каждый шаг вызывал нестерпимое желание сморщиться. Приблизившись к недвижному телу, он опустился на колени и, вынув из-за голенища отточенный до бритвенного подобия клинок, несколькими движениями перерезал опутывающие Предателя веревки.

- Пробуждайся, Искариот. Разговор имеется. Пренеприятнейший и долгий.

Для того чтобы привести пленника в чувство, понадобилось не менее получаса.

Сначала он влил в запекшиеся, покрытые коростой губы порцию самогона, затем, достав из поясной аптечки репротал, вогнал в худую безжизненную руку хищную иглу. Пленный застонал. Самогон опалил ему рот, и Ларсен, зачерпнув из бочки холодной воды, дал Предателю хлебнуть. Попутно и сам окунул в бочку голову. Фыркая и отдуваясь, утерся носовым платком.