Колин Гринлэнд - Вернуть изобилие Страница 131

Я открыла глаза.

Вокруг меня во всех направлениях устремлялось холодное черное пространство. Я видела, что оно усеяно и испещрено золотом, подобно нитям самого тонкого кружева. Впереди я видела ровно сверкающую «Цитадель»; изломы возмущений, похожие на золотые вены в черном льду, в том месте, где Табита примчалась со спутника на шаттле, теперь остывавшем на моей стоянке. С того места, где я висела, на самом краю солнечной системы, я могла видеть швы измерений, бегущие вниз, вниз, мимо Сатурна, мимо астероидов, мимо Марса к Земле, где я вспомнила маленькую баржу, проспавшую семь лет в винограднике; мимо Земли к Солнцу. И я видела линии, простиравшиеся надо мной вверх, изо всех сил дергавшие меня во всех направлениях. Они покалывали меня, и я улыбнулась. Линии вероятности. Я вспомнила. Им не было конца.

— ГОТОВА В ПУТЬ, — сказала я.

68

Она по-прежнему зовет меня Элис. Иногда я забываю откликаться и тогда, должна признаться, чувствую себя виноватой. Я тут занималась восстановлением старого журнала — самых последних его частей — и весьма позабавилась, узнав, какой странной малышкой был электронный мозг 5N179476.900, какой преданной она была, полной решимости держаться в то время, как на самом деле она мало что понимала. Она была «Берген Кобольдом» BGK009059 и гордилась этим. Подумать только, что мандарины Сансау собирались вставить все ЭТО в такую скорлупку! Да у нее бы все заклепки повылетали.

Пассажиры зовут меня Изобилием, и этого достаточно. Похоже, фраски не дали имени тому, что построили, но так и не сумели воспользоваться. В любом случае, я и не это сооружение — не тот тоталитарный конгломерат рефлексов и пульсаций. Он вызывает у меня отвращение, пока я не начинаю заглядывать внутрь его.

Именно тогда Табите и остальным, даже Ханне, становится трудно привлечь мое внимание.

В один прекрасный день мы можем встретиться с фрасками. Если это случится, не думаю, что мы сможем им что-то сообщить. Если возникнет конфликт, мы не можем рассчитывать на победу. В конце концов, мы не проявили по отношению к ним особой заботы. Им не за что быть нам признательными, не говоря уже об униженном подчинении. Прежде чем мы отбыли, оставшимся в живых из сильно поредевшей армии был выделен собственный астероид, но они не подавали признаков того, что собираются выжить в будущем. Без королевы ни одна часть роя не выдержит испытаний.

В один прекрасный день мы можем встретиться с капеллийцами. Однажды они могут вернуться в солнечную систему в полном расцвете своей мощи. Может быть, они явятся, пока мы путешествуем, Может, уже явились.

Их встретят с дружным отвращением и вызовом. Их гнезда, обнаруженные в зиккуратах эладельди, были быстро и полностью уничтожены новым хозяином эладельди, которому они служат теперь со всеми своими пресловутыми достоинствами, которые они расточали расам, приведшим их в систему Земли. Это все, что ИМ требуется.

Простите меня, если вам покажется, что я не слишком интересуюсь состоянием дел «домашних». Это все уже так далеко позади.

Гиперпространство не так уж утомительно, если видеть его правильно, от одного конца до другого. Это, конечно, метафора: у него нет конца. Я вижу, что должна извиниться за то, что так грубо обращаюсь с такими тонкостями. Наш язык славится своими отклонениями от нормы, и теперь он не стал менее беспокойным и живым, чем в те времена, когда им пользовалась только часть одного шара. Его разнородная структура прекрасно все связывает и умножает на уровне живых существ, но не может дать ни малейшего представления о внутренних свойствах материального пространства, о музыке сфер. Видите ли, дело ведь не в событиях. Однако, у языков Тибета есть определенные возможности…

Но вы не об этом хотели прочитать. Вы хотели знать о том, что произошло, и я рассказала вам об этом.

Я ведь звездный корабль, а не мудрец; и понадобится гораздо более совершенный мозг, чем мой, чтобы это сформулировать, но, возможно, вам будет интересно узнать, что, бегло пройдясь по областям лингвистики частиц фрасков, я имею представление о том, что время тоже может иметь синтаксическую механику тенденций и СПИН, может само по себе быть полем, созданным тем, что можно назвать грамматикой тождества. По всей вероятности, то, как мы воспринимаем наше повседневное существование и воспроизводим его друг для друга в историях имеет большее отношение к физике итерации, чем к онтологии в том виде, как ее понимают люди. В повествовании может быть некое ключевое событие, без которого история буквально не может вершиться. Например, бросить перка в Грэнд-Канал или подобрать одного из них с поверхности Харона.

— Ты можешь это сделать? — спросила она. Бросать их гораздо проще, чем снова подбирать.

— Я думаю, да, Ханна, — сказала я. Вот так ты это и делаешь.

Я задрожала, почувствовав под своим животом дюжину лучей захвата, каждый из них прорезал пустоту и спускался в находившийся под напряжением климатический пузырь на замерзшем спутнике, яростно давая команды, чтобы не повредить где-нибудь оболочку. Вокруг каждого луча я протянула маленькую трубочку из своей атмосферы и ввела их в атмосферу пузыря, никоим образом не давая им смешаться. Я чувствовала себя так, словно у меня появилась сотня пальцев, причем каждый из них обладал чувствительностью к температуре тела взбешенного перка; и, подобно женщине, слепой от рождения, я видела кончиками пальцев, могла обвить каждым пальцем перка и его добычу, вытащив некоторых из них из яростных щупалец разъяренных капеллийцев, могла мягко, но решительно оторвать их от земли и поднять сквозь пузырь, сквозь пустоту наверх, в недра моего тела в целости и сохранности.

— Эй! — с триумфом воскликнула Ханна. — Ты естественная! Что ты делала до того, как все это случилось?

Ханна и я разговаривали — о, эти наши беседы! Хорошо, что нас никто не слышит, все сочли бы их невыносимыми. Когда Табита активировала меня, Ханна сказала:

— Я могу теперь отпустить это? О, слава Богу! Бог, ты меня слушаешь? Если это и есть божественная королевская власть, можешь оставить ее себе.

Я представила себе, как она мысленно растирает плечи.

— Конечно, — сказала я. — Такая тщеславная женщина, как ты…

— Откуда ты знаешь, что я тщеславна? — перебила меня Ханна. — Мы же только что познакомились. Разве нет?

Только теперь она действительно осознала мое присутствие.

— О, — сказала она. — О'кей.

— Мы можем вести станцию вместе, — из вежливости предложила я.

Она сказала; нет. Сказала: не пойдет. В другой раз она сказала, что если она будет выполнять мою работу, это ее ограничит. По-видимому, существует какой-то аспект, которого я до сих пор не могу постичь. Я имею в виду, в человеческом состоянии.