Николай Петри - Колесо превращений Страница 133

- Да, но у меня за спиной навеса не было, - уточнил Ухоня.

- И у меня, - сказал Милав. - Но я тоже помню необычное тепло, катившееся по спине. А дальше уснул.

- Как же ты смог выбраться? Сам?! - ревниво вскинулся Ухоня.

- Нет. Думается, без помощи нашего доброжелателя и в этот раз не обошлось...

Развели костер, приготовили завтрак. Ни у кого из головы не выходили "коконы".

- Неужели здесь живут пауки таких колоссальных размеров! - ужаснулся Ухоня.

- Ага! - поддел товарища Милав. - Это Тогтогун превратился в самого большого паука на свете, чтобы пожрать нас за присвоение его славы!

- Да ну тебя, я же серьезно! - обиделся ухоноид.

Долго оставаться здесь никому не хотелось. В дорогу собрались быстро. Шли не оглядываясь. Милав прихватил с собой один "кокон" - так... на всякий случай...

Несмотря на размеры, "кокон" был довольно легким. А его эластичность позволяла использовать "трофей" в качестве плаща, одеяла, спального мешка, наконец. Кажущаяся рыхлость не мешала ему отлично защищать от влаги - это наглядно показал первый же дождь, в начале которого Милав накрыл себя "коконом" и остался абсолютно сухим, в то время как его товарищи основательно промокли. Кальконис, увидев преимущества "мешка", пожалел, что оставил свой на стоянке. (Не возвращаться же за ним, в самом деле!) А Ухоня, испытывавший патологический страх перед всякими змеями, пауками, тараканами, и слышать не хотел о подобной защите:

- Да я лучше промокну до последнего тигриного волоска, чем надену это страшилище на себя!

- На вкус и цвет товарищей нет! - откликнулся Милав.

К полудню дождь прекратился. Но солнце так и не смогло пробиться сквозь плотную пелену облаков. Было холодно и тоскливо.

Они решили отдохнуть и присели недалеко от дороги прямо на поваленный недавним ураганом дуб. Говорить не хотелось. Молчали.

Вдруг Ухоня поднял голову и насторожился.

- Ты чего? - спросил Милав.

- Едет кто-то

Милав поднялся, огляделся по сторонам.

- Где?

Ухоня поводил носом и показал. Милав долго всматривался и наконец увидел далеко-далеко впереди черную точку.

- К нам гости! - сказал он.

- Гостям не рады конокрады! - пробурчал Ухоня. - Это что-то новенькое в репертуаре аборигенов - до сих пор они сторонились нас.

- Наверное, узнали, что мы теперь безлошадные, и перестали бояться "летучего" возмездия.

- Как бы все это нам боком не вышло!

- Не боись, Ухоня, что мы, пяток вояк не одолеем?

- А их всего пять?

- Пока не видно. Но повозка одна. Много ли в ней может быть народу?

- По мне - пусть их побольше будет! Что-то замерз я совсем - пора согреться!

- Наконец-то я слышу речь не мальчика, но мужа!

- Иди ты, напарник, со своими подковырками сам знаешь куда!

- К Аваддону, что ли?

- Ага! А можно еще дальше!

- Это не простая повозка, - вступил молчавший Кальконис.

- Откуда ты знаешь? - Ухоня был на взводе и не собирался успокаиваться.

- Это дормез. Мы такой в замке доджа Горчето видели...

Все подумали об одном и том же: Аваддон! Но Милав сразу же отверг эту мысль: станет черный маг трястись по такой отвратительной дороге, чтобы поприветствовать росомонов в своих владениях! Чушь да и только...

Они продолжали сидеть, молча наблюдая за тем, как приближается огромный экипаж, влекомый восемью конями.

- А с чего мы взяли, что дормез месит грязь по наши души? - спросил Милав, ни к кому конкретно не обращаясь.

- Действительно, - поддержал Ухоня. - Может быть, он здесь на прогулке, проездом?

- За много переходов от ближайшего города? - остудил их фантазии Кальконис.

- Может, ему экзотики захотелось! - не отступал ухоноид.

- Ладно, спорщики, приберегите свои силы, - проговорил Милав, напряженно вглядываясь в экипаж, до которого осталось не больше двадцати саженей.

Прошло еще немного времени, и дормез поравнялся с сидящими на обочине росомонами. (Незадолго до этого Ухоня уполз за дерево и растворился в воздухе). Экипаж качнулся на ухабе и замер.

Глава 9

ЛАТГЕРН О-ТОГ

- Значит, все-таки к нам... - едва слышно проговорил Милав и положил руку на Поющего. Впрочем, не было видно ни одного воина. Двое слуг сидели спереди и правили дормезом и еще двое стояли во весь рост позади на специальной площадке. Но Милав знал, как обманчива бывает подобная обстановка, и держался начеку.

Слуги резво соскочили с задней площадки, подбежали к лакированному боку экипажа и поставили небольшую скамеечку, которую принесли с собой. Затем распахнули дверцу и замерли в глубоком поклоне. Прошла секунда, вторая, третья...

Дормез качнулся, и из дверцы вышел высокий мужчина. Он застыл на скамеечке, подождал, пока слуги расстелили перед ним узкую дорожку сажени в три длиной, огляделся по сторонам и двинулся прямо к росомонам. Милав смотрел на приближающегося незнакомца и гадал: с какой целью столь знатный вельможа почтил их своим присутствием?

Тот шел уверенной походкой и глядел строго вперед. Милав без труда смог поймать его надменный взор:

"Латтерн О-Тог - чистокровный гхот, потомственный дворянин; согласно генеалогическому древу, представляет побочную ветвь правящей династии гхотских королей. На престол не претендует, будучи и без того абсолютным правителем страны при малолетнем Сыбзыке Четвертом. Умен, расчетлив; с врагами королевства беспощаден. Вдовец, имеет сына и... и еще сына. Искусный интриган и изощренный словоблуд..."

Латтерн О-Тог остановился в трех саженях от Милава и Калькониса, поднявшихся навстречу родовитому гхоту.

- Я - токонг короля гхотов Сыбзыка Четвертого Латтерн О-Тог.

- Я - вольный путешественник Милав из удела Годомысла племени Рос.

- Я - Лионель де Кальконис, странствующий поэт и философ.

Латтерн О-Тог огляделся вокруг, словно искал кого-то.

- А где же ваш третий товарищ? - спросил он. Милав сделал удивленное лицо:

- Третий? Простите, я не понимаю, о чем вы. Мы с моим товарищем путешествуем вдвоем. Чем обязаны такому вниманию?

Латтерн О-Тог подал знак слугам, и они мгновенно принесли откуда-то широкое, удобное кресло. Латтерн О-Тог сел и движением руки пригласил Калькониса и Милава последовать его примеру. Путешественники подчинились. Родовитый гхот некоторое время молчал, потом заговорил. Слова его лились плавно и неторопливо, словно полевой ручеек; под такую речь хорошо дремать, лежа с закрытыми глазами. Но завораживающая плавность была ловушкой - Милав это хорошо понимал; собеседник подвергался гипнозу, его бдительность усыпляется, а когда визави Латтерна впадал в эйфорический ступор, с ним можно было делать все, что захочешь.