Владимир Васильев - Проснуться на Селентине Страница 14

- Ник? - Она даже обрадовалась. - Тебя уже отпустили эти кабинетные крючкотворы?

- К сожалению нет, мадам. Скажите, я могу поговорить с шефом?

- Вообще-то он занят. У тебя что, проблемы, малыш?

- Откровенно говоря, да.

- Жди, - отрезала Долорес и пропала из кубического экрана.

Спустя минуту экран переключился, и из пространства над пультом на Ника взглянул шеф.

- Здравствуй, Ник. Я рад, что с тобой все в порядке. Я уже посмотрел твои отчеты - проблему с валлоидным синтезом мы действительно прошляпили. Ты молодец. Жаль, что тебе не удалось довести работу до конца.

- Спасибо, шеф, - от души поблагодарил Ник.

- Я слышал, у тебя какие-то проблемы с контактерами?

- Не то слово, шеф! Я ведь нарушил пункт три седьмой главы наставления... А до того, что мне при этом разворотили всю рабочую площадку, угробили все зародыши и выросшие механы, что сам я вынужден был спасаться на дереве - до этого им дела нет. Кстати, я арестован.

- Арестован? - Брови Шредера сошлись над переносицей. - С какой стати?

- Да все с той же.

- Так! Ты на "Калахари"?

- Да.

- Побудь на связи. Кстати, откуда ты меня вызвал?

- Из капитанской каюты. Капитан был настолько любезен, что предоставил мне эту возможность.

Ник покосился на капитана - тот невозмутимо сидел в кресле и глядел в какой-то пестрый журнал.

- А... Тогда можешь не висеть на связи. Я все утрясу и сам вызову "Калахари". Сиди тихо и на рожон не лезь. Понял?

- Понял, шеф! - с воодушевлением заверил Никита. - Жду!

Он отключился и встал.

- Капитан! Честное слово, офицеры вроде вас заставляют думать о военных как о людях, а не как о солдафонах. Огромное вам спасибо!

Капитан, казалось, не обратил на его слова никакого внимания. Он отложил журнал в сторону, потер переносицу и словно бы куда-то в сторону сказал:

- Из-под стражи я тебя освободить не могу, сам понимаешь. Лучшее, что тебе сейчас можно предпринять, - это тихо засесть в каюте. Поэтому я тебе объявляю капитанский арест. Бессрочный. Учти, без моей санкции Градиленко тебя оттуда вытащить не сможет. А когда твой шеф все утрясет - я арест сниму.

- Спасибо, капитан! - благодарности Ника не было предела.

- Конвой! - Капитан обернулся к пульту.

На пульте неусыпно мигал глазок громкой связи.

- Кстати. - Капитан словно бы вспомнил что-то и подошел к встроенному в переборку шкафу. Отвел в сторону дверцу, взял что-то продолговатое, замотанное в камуфлированную тряпицу. - Это не иначе твое?

Он осторожно развернул тряпицу, и Ник увидел свое ружье. Изрядно погнутое и слегка покореженное, но Ник узнал его даже таким.

- Мое...

- У тебя есть вкус, парень. Мои ребята его подобрали... Если б его нашел этот гриб, тебе бы пришили еще и статью о передаче аборигенам техногенных изделий из запрещенного реестра.

Ник судорожно сглотнул.

- Уляжется все - получишь обратно. Его еще можно починить.

- Спасибо, капитан.

Капитан спрятал ружье в шкаф, а в дверь как раз постучалась охрана.

- Сэр! - молодецки рявкнул давешний сержант.

- Поместить его под капитанский арест! - приказал капитан. - Без моей санкции не допускать никого. Повторяю: никого, включая офицеров корабля и гражданских лиц с любыми полномочиями. Местом содержания назначаю выделенную ему каюту. У каюты выставить удвоенную стражу, наряд назначить по распорядку. Выполняйте!

- Есть, сэр!

Сержант качнул толовой, приглашая (или веля?) вытряхиваться из каюты.

На пороге Ник хотел еще раз поблагодарить, но столкнувшись со взглядом капитана, проглотил готовую уже вырваться фразу и молча зашагал прочь следом за сержантом. Чуть поотстав от Ника, шествовали два десантника с лучеметами.

"Поздравляю, Ник, - сказал Капранов сам себе. - Теперь ты дважды арестован".

В каюте он с некоторым даже удовольствием послушал, как клацнул наружный запор, и с многострадальным стоном повалился на откидную койку.

Целых четыре дня Ник провел в полном одиночестве. Едой и питьем исправно снабжала корабельная линия доставки. Под койкой, которую, похоже, давным-давно не поднимали и не крепили в походном положении, обнаружился пластиковый ящик со старыми журналами. Терминала в каюте не нашлось вовсе - сначала Ник подумал было, что его просто отмонтировали. Но нет, "Калахари" оказался довольно старым крейсером, наверняка построенным еще до колонизации Офелии. Ник валялся на койке, читал журналы и ни о чем особенно не думал.

Первое время.

Но потом, на третий-четвертый день, в голову потихоньку начали лезть разнообразные мысли.

Как долго ему еще здесь торчать в четырех стенах? Вернее, в шести "Калахари", похоже, проектировал латентный пчеловод. Все, что только можно было сделать шестиугольным или шестигранным, здесь таким и было. От формы помещений до поручней на стенах и потолке.

Крейсер может пробыть в зоне контакта сколь угодно долго, а запас автономии у такой громадины наверняка исчисляется годами. Из-под ареста Ника вряд ли освободят, несмотря на обещания Шредера. Если бы имелась такая возможность, шеф бы ее точно уже осуществил. Значит... До Земли эта успевшая опостылеть каюта, а там - слушание дела, и прощай дальний флот? И кто-нибудь потом перед рискованным шагом будет думать-тревожиться: "Ох, вышибут меня из флота, как Гринева, Даусса или Капранова..."

Мрачная перспектива...

Ник вспомнил прибытие на Селентину, свои мысли о том, что космолетчики не любят космос, а любят кислородные планеты. И понял, что был тогда не совсем прав.

Может быть, он и не любил космос. Но все равно стремился туда. Мысль, что отныне предстоит сворачивать в зародыши устаревшие механы и выращивать на замену новые, посовременнее; что придется безвылазно торчать на Земле, в толпе, в мегаполисе; что вряд ли теперь светит всласть поохотиться в неведомой глуши - эта мысль Ника угнетала. Подавляла все его естество. Слишком уж он привык к свободе дальних рейдов.

"Нарвался все-таки... - подумал Ник с отчаянием. - Но ведь не мог я свернуть программу, не мог, не успевал! Я Бугу увидел буквально за четверть часа до землеходов... Неужели они не хотят этого понять?"

Ник представил лягушачье лицо Градиленко и вздрогнул от омерзения и злости. Может, не стоило швыряться табуреткой? Повилял бы хвостиком, изобразил раскаяние - глядишь, и обошлось бы выговором да штрафом. А так прощай флот...

Но почему молчит Шредер? Он же обещал...

К вечеру четвертого дня журналы были напрочь забыты; Ник лежал на койке лицом в подушку и чуть не до крови кусал губы.

Щелчок дверного запора буквально подбросил его. Ник вскочил и застыл напротив медленно отворяющегося люка.

Вошел капитан. Плотно затворил люк и внимательно поглядел на Никиту. В руке капитан держал сложенный вдвое лист пластика, похоже, с какой-то распечаткой.