Иван Сибирцев - Сокровища Кряжа Подлунного Страница 14

Об этом же очень мягко, но достаточно ясно намекнул Михаилу Павловичу и Булавин:

— Я убежден, — говорил однажды академик, — что одной из кардинальных проблем, а отсюда и одной из генеральных задач науки, которые призвано решить наше поколение, — является обеспечение грядущих поколений энергетическими источниками любой мощности. Уже в конце нашего века потребление энергии будет исчисляться десятками триллионов киловатт-часов. Мы обязаны покрыть эти потребности, тем более, что в дальнейшем они будут возрастать в геометрической прогрессии. Ведь одни лишь звездолеты должны будут обладать двигателями в миллиарды киловатт…

Булавин задумался, умолк, он точно представляв себе в этот миг и звездолеты, и Земные Солнца, и установки для штурма земных глубин и многое другое, что для своего существования потребует океаны энергии. Взглянув на Стогова, академик усмехнулся своим мыслям и заговорил мягко, увещевая:

— Вы понимаете, что все методы получения этих количеств энергии имеют право на жизнь. Все! — повторил Булавин. — И традиционные: посредством тепловых и гидравлических станций, и сравнительно новые с помощью ядерных реакций расщепления, и новейшие — реакции синтеза, и пока еще проблематичные — использующие процессы аннигиляции, и способы повышения теплоотдачи Солнца, и многие другие…

Но, коллега, не сочтите это за административный нажим и самоуверенность, я полагаю, что сейчас, на данном этапе исследований, наиболее перспективным и реальным является укрощение и освоение реакций синтеза. Закрепившись на этом плацдарме, мы сумеем занять и другие, более трудные высоты энергетики. Согласитесь, ведь для воспламенения ваших частиц, что я, как и вы, считаю делом осуществимым, потребуется значительно больше сил, времени, энергии, чем для воспламенения плазменного шнура в термоядерном реакторе.

Не без чувства внутренней горечи согласился Стогов с доводами академика. Но Булавин, с присущей ему напористостью, день за днем и шаг за шагом вовлекал его в работу по термоядерной энергетике. Чем ближе знакомился Стогов с проектами Булавина, тем больше увлекался их смелостью и размахом.

Не отказываясь от своих замыслов по созданию «холодного» Солнца, Стогов все больше задумывался теперь и над другими путями практического использования античастиц.

— Нужно воспользоваться свойством аннигиляции для поглощения вредных излучений, для создания новых способов защиты людей от этого страшного спутника ядерной энергетики.

Так сформулировал Стогов новую задачу. Ее решение началось еще до отъезда Михаила Павловича в Крутогорск. Теперь на новом месте нужно было завершить начатую в Москве работу. После неудачной попытки высадиться на Незримом, и особенно после гибели Рубичева, мысли о необходимости найти средство для защиты человека в самых зараженных продуктами радиоактивного распада местах постепенно завладели всем существом Стогова.

Случилось так, что как раз в эти дни в Обручевск прилетел Виктор Васильевич Булавин.

Всегда подвижный и энергичный, академик выглядел сейчас помолодевшим на несколько лет. Утренние лучи еще не касались причудливых вершин Кряжа Подлунного, а Булавин был уже на ногах. Он начинал свой день с посещения центральной площадки, где устремленные ввысь краны размеренно, плита за плитой собирали из цветной пластмассы здание главного корпуса.

Булавин принимал самое активное участие в разработке проекта и теперь от души радовался тому, как день ото дня все отчетливее проступали очертания будущего Дворца науки.

Больше чем на сотню метров должно было подняться ввысь звездообразное здание главного корпуса. В шести крыльях, образующих лучи этой гигантской звезды, предполагалось разместить пульты автоматического управления и контроля за работой ядерных установок, расположенных в соседних зданиях. С помощью телевизоров и сверхчувствительных электронных приборов исследователи, находясь за сотни метров от реакторов, ускорителей, плазменных установок цилиндрических, тороидальных и других конфигураций, могли не только видеть и слышать все происходящее в них, но и активно вмешиваться в протекающие там процессы.

В отдельных зданиях должны были расположиться лаборатории по изучению влияния регулируемых излучений на различные живые организмы, а также на элементы неживой природы. Огромный корпус предполагалось отвести для исследования средств защиты от радиации.

Булавин любовался цоколем главного корпуса, облицованным светло-голубой с розоватыми прожилками пластмассой, напоминавшей редчайшие сорта мрамора. Над цоколем, выведенным уже до нужной высоты, поднимался ажурный каркас будущей сорокаметровой башни, венчающей здание. Каркас был изготовлен из сплавов легких металлов все с той же пластмассой. На ребристую арматуру, значительно превосходящую по прочности стальную, должны были лечь пластмассовые плиты, на этот раз розового цвета с голубыми прожилками.

А рядом с устремившимся в облака, чем-то неуловимо напоминающим ракету на стартовой площадке главным корпусом, точно хоровод вокруг запевалы, разбегались здания самой причудливой формы. В зависимости от назначения размещенного в них оборудования они были кубические, круглые, конусообразные, ромбовидные, напоминающие гигантские пирамиды и призмы. И ни одно из них в раскраске не повторяло соседа. Все цвета и оттенки солнечного спектра были представлены в самых причудливых сочетаниях в расцветке зданий этого города, проторяющего людям путь к Земному Солнцу.

Любил Булавин в тихие утренние часы ходить по строительным площадкам. И хотя настоящей тишины не было: ни днем, ни ночью не прекращался на стройке шум снующих в разных направлениях грузовиков, трели крановых сирен, голоса людей, — все же хорошо думалось, о многом мечталось академику в такие минуты. Легкий ветерок доносится с розовеющих гор и кажется, что вместе с его ласкающими прикосновениями долетает до шумной стройки дыхание пробуждающейся тайги, и на мгновение точно становятся тише, умолкают привычные звуки, и иллюзия лесной тишины опускается на площадку.

Булавин думал о том уже недалеком дне, когда покинут территорию стройки строители и монтажники, когда оживут, засветятся разноцветными гирляндами сигнальных лампочек пульты приборов, и в этом, точно по волшебству родившемся городе науки воцарится сосредоточенная, священная для всех его обитателей тишина — тишина научного поиска и научного дерзания.

Знал Булавин, что в этих, сегодня еще бесформенных, корпусах будет брошен один из самых смелых вызовов человека скупой на милости, бдительно оберегающей свои тайны природе. С нетерпением ожидал Булавин часа, когда над этими горами, над таежным привольем впервые в истории Земли взойдет сотворенное человеком Земное Солнце.