Джейн Йолин - Карты печали Страница 14

- РАССКАЖИ МНЕ ОБ ЭТИХ ЗАЛАХ. Я НЕ СМОГ НАНЕСТИ ИХ НА КАРТУ.

- Апартаменты принцев в Эль-Лалдоме помещаются в круге из бесконечных спиралей, как завитки раковин, которые море иногда выбрасывает на наш берег. Зачем тебе понадобилось наносить их на карту?

- ЧТОБЫ Я НЕ МОГ ЗАБЛУДИТЬСЯ ОДИН.

- По этим залам может ходить только принц. Только принц и те, кто его сопровождает или прислуживает ему.

- НУ, ТОГДА НАЗОВЕМ ЭТО ЛЮБОПЫТСТВОМ.

- У вас, звездных путешественников, странное любопытство. Оно вечно гонит вас вперед. Гонит ли оно вас также внутрь себя?

- ТО, ЧТО МЫ УЗНАЕМ В ОКРУЖАЮЩЕМ МИРЕ, МЫ ПРИМЕНЯЕМ К СЕБЕ.

- Тогда вообрази раковину. Как истинный Человек Вод, Мар-Кешан собирал такие раковины, однажды он подарил мне одну, целую, никем не расписанную, разрезанную пополам, а половинки были закреплены на деревянной подставке. Для такого узора у нас есть также музыкальный термин. Мы называем его лара-лани, круг-головоломка.

- У НАС ДОМА ТОЖЕ ЕСТЬ ТАКИЕ ШТУКИ. МЫ ИХ НАЗЫВАЕМ КАМЕРНЫЕ МОЛЛЮСКИ.

- Кам'рные мол'юски. Странное слово.

- СЛОВО "КАМЕРА" ОЗНАЧАЕТ ТАКЖЕ ЖИЛИЩЕ, КОМНАТУ.

- Какая прелесть. Я люблю играть со словами. Но, видишь ли, карты нам не нужны. Жилища, кам'ры для принца - не лабиринт. Из всех мест в нашем мире это место я знаю лучше всего. Но для новичка это, действительно, круг-головоломка, лабиринт. Поэтому я ожидал увидеть на лице Седовласой четко написанную растерянность.

Но она шла вслед за мной все с той же молчаливой грацией, высоко подняв голову, и ни словечка не проронила о головоломной спирали, по которой мы шли.

В самом центре лара-лани жила Королева, в ее покои вело несколько входов. Но для аудиенции посетителя всегда вели главной спиралью. Когда минуешь апартаменты принцев, при каждом шаге путь отмечают колокольчики. Я использовал эти колокольчики во второй части моего цикла песен, повторяя их к концу каждой песни, одновременно как рефрен и похоронный звон.

- Я ХОРОШО ПОМНЮ ЭТО. МНЕ ПОКАЗАЛОСЬ, ЧТО КОЛОКОЛЬЧИКИ ЗАМЕЧАТЕЛЬНО ПОДЧЕРКИВАЮТ МУЗЫКАЛЬНУЮ ФРАЗУ.

- Подчеркивают? Да. Точно. Какой ты умный... Но, конечно же. Ты ведь тоже музыкант.

Только колокольчики, казалось, заставили Линни прервать молчание. Она сказала:

- Меня зовут... - и замолчала.

Я пожал плечами. Можно привыкнуть к любой какофонии, превратить в музыку самые странные звуки.

Она тряхнула головой, как бы отгоняя мысли. Как только она это сделала, отворились большие деревянные двери.

Головы повернулись к нам. Я увидел Т'арремоса, с ухмылкой прячущего свое меченое картой лицо за согнутой рукой. И своих братьев - принцев, тех, кто уже выполнил свою миссию, в ярких одеждах Свиты Королевы; когда мы вошли, они повернулись на своих подушках и подняли глаза.

На втором и третьем уровнях, ниже помоста Королевы, каждый на двадцати подушках возлежали К'аррадемос и Д'оремос. На их лицах было не больше эмоций, чем на каменных кариатидах, украшавших вход. На самом высоком помосте, окруженная тридцатью подушками Царствования, лежала сама Королева. Длинная и худая, такая худая, что кожа была как будто аккуратно пригнана к ее скелету, она не шевельнулась, только моргнула. Так Царствование школит само себя.

Мы ждали, пока она подаст нам знак. Наконец, она шевельнула рукой. Я дернул Линни к себе, затем слегка подтолкнул ее вперед и последовал вплотную за ней.

Даже не оглянувшись, чтобы убедиться, что она поступает правильно что обязательно сделала бы любая другая девушка Земель - Седовласая прошла к подножию ярусов. К'аррадемос поджал ноги, чтобы дать ей пройти, но Д'оремос не шевельнулся.

- Подойди, дитя, - сказала Королева, наклоняясь вперед и протягивая руку, редкая, в самом деле, честь.

Линни поднялась по ступенькам. Нечаянно она наступила на уголок одной из лежавших в стороне подушек К'аррадемоса, что вызвало ужас в Зале; но ее это не смутило. Она переступила через Д'оремоса, что спасло его от подобного унижения. А когда она была на одном уровне с Королевой, стала на колено и пожала протянутую руку Королевы.

Я закрыл глаза. Мне кажется, я громко застонал, ожидая страшного удара. К Королеве просто нельзя прикасаться публично, если только она сама этого не потребует соответствующими словами и знаками. И тогда среди тишины я услышал голос Седовласой, хотя он вряд ли мог быть слышен там, где я стоял. Я думаю, она не рассчитывала на то, что ее слова долетят до меня. Мне пришлось напрячься, чтобы услышать. То, что она сказала, предназначалось только для Королевы.

- Не бойся темноты, моя Госпожа, потому что я послана, чтобы освещать твой путь.

Это была самая простая речь, сказанная на простом языке Средних Земель. Позднее она, конечно, научилась более витиеватой речи придворных, но она никогда на пользовалась ею в своих стихах. Некоторые придворные критиковали ее за это, но она правильно делала, что придерживалась собственного стиля.

Королева похлопала по одной из маленьких подушечек около себя, приглашая сесть Седовласую.

Та села без всяких колебаний или формальных возражений.

Это произвело среди придворных величайшую сенсацию. К'аррадемос закусил губу. Д'оремос повернулся ко мне и подмигнул, а я стоял на коленях у подножия ступеней, пока слуги не принесли мне мои десять подушек. Когда я откинулся на них, я почувствовал, что дрожу от слабости, и, странно сказать, в глазах у меня были слезы.

Королева говорила особым, для двора, голосом, который казался тихим, но мог долетать до самых стен и за их пределы. Так разговаривать - особый трюк, которым владеют Королевы. Даже я, уже будучи Королем почти год, все еще не овладел этим голосом, а ведь меня обучали пению!

- Покажи мне свои стихи, дитя, те, о которых мне рассказывали.

Если бы Лина была одной из нас, принцем или другим членом Королевской семьи, последовал бы тщательно продуманный спектакль, состоящий из извинений, сожалений, обмана и стеснительности, а после него - с неохотой выраженная покорность. Но она не была знакома с придворными играми. Она немедленно сунула руку в свою тростниковую корзиночку и извлекла охапку стихов.

- Прочти их мне, дитя, - сказала Королева своим неподражаемым голосом. Она откинулась на подушки и закрыла глаза.

Седовласая начала с первой поэмы о Седой Страннице, нашептывая ее Королеве.

- Громче, - велела Королева, - чтобы все слышали.

Впервые за все время на лице Седовласой появилась неуверенность. В комнате было около тридцати принцев, и хотя на их лицах было написано живое внимание, во взглядах было что-то хищное. Лина-Лания шепнула что-то Королеве и та улыбнулась.

- Б'оремос, - сказала Королева.

Я привстал, все еще дрожа.