Амит Залуцкий - Трое в одном Страница 14

Асылбек резко встал и, наклонив голову, быстро вышел из комнаты. Профессор вздохнул и задумался…

Юноша долго стоял на крыльце, подставляя разгорячённое лицо прохладному ветру.

Самые противоречивые чувства овладевали им. Он был потрясён известием о гибели своего друга и в то же время почему-то никак не мог поверить в реальность этой гибели. Человеку свойственно даже в самый тяжелый для него момент жить надеждой на что-то лучшее. Так и теперь отчаяние Асылбека постепенно сменялось надеждой, что Борис всё-таки жив.

Юноша знал, что скоро он увидит того, именно своего Бориса. Он услышит именно его голос, сможет дотронуться именно до его сильной руки. А если наткнётся на совершенно иные рассуждения, на мысли, совершенно не свойственные тому Борису?… Ну что ж… Когда человек сходит с ума, бывает то же самое. Но ведь никто не считает такого человека погибшим…

Когда Асылбек вернулся в комнату, Александр Иванович по-прежнему сидел в кресле.

— Расскажи мне, как это произошло? — попросил Асылбек, усаживаясь против него.

Старик внимательно посмотрел на юношу. Потом спросил:

— Ты помнишь, в каком состоянии привёз в клинику своего друга?

— Да, — тихо ответил Асылбек. — У него был пробит череп. И мне даже показалось, что Борис был уже мёртв.

— Ты не ошибся — он был мёртв. Но видишь ли, голубчик, в медицине необходимо твёрдо различать следующие этапы процесса умирания. Прежде всего угасают функции высших отделов центральной нервной системы. Наступает агония. Постепенно останавливается сердце, прекращается дыхание, и внешне как будто наступает смерь. И всё-таки это ещё не смерть! На каком-то чрезвычайно низком уровне ещё продолжаются, так сказать, обменные процессы, которые показывают, что жизнь ещё не угасла. Тебе понятно, Асыл?

— Понятно…

— Смерть как будто бы наступила, но где-то там, в самой глубине организма, чуть теплится крохотная искорка жизни. В отличие от полной, биологической смерти, такое состояние называется у нас, медиков, клинической смертью. И вот задача врача: раздуть эту крохотную искорку в новое пламя жизни.

— А сколько же времени может продолжаться состояние этой клинической смерти?

— Быстрее всего гибнет мозг. До сих пор существовало мнение, будто наиболее важные клетки мозга, главным образом кора больших полушарий, не могут жить без крови, богатой кислородом, более пяти-шести минут. После этого срока в них наступают такие изменения, которые уже приводят к гибели мозга. До сих пор ещё считалось, что невозможно задержать этот быстро наступающий распад корковых клеток.

— Почему ты говоришь «до сих пор»? — спросил Асылбек.

— Потому что я теперь твёрдо знаю: есть метод, который устраняет эти неизбежные изменения, приводящие к гибели мозга.

— Это твой метод?

— Нет, не мой. Этот метод был открыт сто с лишним лет назад. Им владел единственный в мире человек. И я теперь понимаю, что это был гениальный врач. Сколько открытий он бы сделал, если бы не погиб!

— Кто же это? Неужели твой дед?

— Да, он.

Профессор помолчал и посмотрел на висящий портрет молодого человека в офицерской форме.

— Полковой лекарь… Родись он в другое время, он был бы учёным с мировым именем…

Александр Иванович вздохнул и снова обратился к Асылбеку:

— Помнишь, я тебе как-то рассказывал о его удивительном способе сохранения тканей человеческого тела?

— Помню. Но ты о мозге не сказал ни слова. Почему ты об этом молчал?

— Потому что я и сам ничего о нём не знал до последнего времени. Этой необыкновенной операции помогла случайность. Во время разговора с Акбаром, когда ты привёз Стропилина в клинику, я понял, что нужно либо отказаться от всяких попыток вернуть жизнь пострадавшему, — ведь мозг его был поражён настолько, что нечего было и думать о его лечении, либо нужно делать чрезвычайно сложную и смелую операцию пересадки головного мозга.

И профессор рассказал юноше, как было принято решение использовать мозг, хранящийся в коллекции, и как в результате этой операции воскрес подпоручик Кошкин.

Несколько секунд Асылбек молчал. В его сознании никак не укладывалась мысль о существовании какого-то другого Бориса. Тем не менее первая горечь от страшного известия уже притупилась. Он смирился с этим несчастьем, утешившись тем, что Борис всё-таки не погиб. И теперь его всё больше и больше охватывало другое чувство: острое любопытство. Ещё бы! Он сразу понял, что стал свидетелем величайшего события: впервые в истории человечества учёным удалось воскресить мозг давным-давно умершего человека.

Он тихо спросил:

— Но кто же он такой, этот Кошкин?

Профессор пожал плечами.

— Пока ещё я мало знаю его. Но если судить по первому разговору, пожалуй, это довольно заурядный офицерик. Типичный солдафон. К тому же, кажется, пьянчужка. Но дело не в этом. Я вот, Асылбек, одного боюсь…

— Чего?

— Как бы наш Кошкин не заболел от множества новых, необычайных для него впечатлений.

— Ты хочешь сказать, что на его мозг могут подействовать впечатления от тех громадных перемен, которые произошли в нашей жизни за столетие?

— Вот именно. Подпоручика Кошкина придётся очень осторожно знакомить с окружающей обстановкой. Иначе его мозг может не выдержать.

— Но как ты это хочешь сделать?

— Видимо, Кошкина придётся отправить в такое место, где бы он чувствовал себя относительно свободным. И в то же время за ним нужно неустанно следить и оберегать от ярких впечатлений. Ему необходимо какое-то общество. Нужны люди, которые бы не удивлялись его странному поведению, а незаметно помогали постененно стать настоящим современным человеком. Ему нужен не просто обслуживающий медицинский персонал, — ему нужны друзья. Понимаешь?

— Понимаю, — тихо ответил Асылбек.

— Одним из этих друзей станешь ты.

— Я?!

— Да. Не удивляйся. Я прошу тебя об этом. Только поэтому я и рассказал всё откровенно. Ты должен понять — пока это тайна. Никто, кроме узкого круга специалистов, не должен пока знать об этом опыте. Понимаешь, Асыл?

Юноша пообещал:

— Конечно, я никому об этом не расскажу!

— Смотри. Теперь о моей просьбе. Ты был дружен с Борисом Стропилиным, постарайся подружиться и с Борисом Кошкиным. Конечно, тебе сначала будет неприятно чувствовать в хорошо знакомом человеке совершенно неизвестный и, я бы сказал, чуждый тебе ум. Но ты должен преодолеть в себе эту неприязнь, Асыл.

— Постараюсь, дедушка.

— Он — дворянин. Человек недалёкий и, как говорится, с предрассудками людей своего времени. Он способен в любую минуту оскорбить тебя, если узнает, что ты человек совершенно другого класса, что твой отец был простым чабаном. Словом, хватит ли у тебя выдержки, чтобы преодолеть всё это?