Владимир Клименко - Котёл колдуна Страница 14

"Неужели землетрясение?" - подумал он первое, что пришло на ум, с удивлением заметив, как задрожал воздух между соснами, словно горячие испарения поднимались там, искажая перспективу.

Его лицо и руки, не защищенные одеждой, почувствовали сухой нестерпимый жар, и он, вскрикнув, выронил арбалет, а потом упал и сам, не в силах противостоять напору горячего воздуха, который скатывался с горы и ощутимо толкал его вниз.

"Никакое это не землетрясение! - Павел попытался закрыть лицо рукавом. - И не дакини. Это что-то другое!".

Он еще продолжал лежать скорчившись, подтянув колени к подбородку, когда ощутил, что жар ослабевает, спадает давящая тяжесть.

Вновь стали различимы крики птиц и шум ветра.

Павел встал, покачиваясь, попытался опереться о ствол сосны и с криком отдернул руку. Обуглившаяся до черноты кора дымилась, и раскаленная смола влипла в ладонь, как печать в сургуч.

Отыскивая взглядом арбалет, Павел увидел склон горы, по которому словно прошелся гигантский каток, оставив после себя дымящуюся просеку.

Свернулась тонким серпантином трава, кое-где на концах ветвей еще горела рождественскими свечками хвоя, а у самых его ног корчился, пытаясь опереться на обугленные лапки, большой черный жук.

- Дунуло, как из ада, - Павел провел рукой по лицу и почувствовал, как стираются в пыль сгоревшие брови и ресницы. Кожа на щеках вздулась, прикосновение к ней вызывало сильную боль.

Свой арбалет Павел отыскал метрах в двадцати выше по склону.

Оружие совсем не пострадало и на удивление осталось холодным даже среди превратившейся в пепел травы.

Шипя от боли, Павел обработал лицо и руки марлей, смоченной в спирте, оглядел свой хэбэшный геологический костюм и обнаружил всего три прожженные дырки на локтях и колене. Потери оказались не самыми страшными: руки-ноги на месте, арбалет исправен. Настораживало одно - непонятность происходящего, но и к этому Павел уже немного привык, поэтому не стал дальше ломать голову над неразрешимыми вопросами и вновь осторожно пошел вперед к плавной седловине, обозначавшей перевал.

Уклоняясь от гибких ветвей, - каждое прикосновение теперь к обожженной и натянувшейся коже стало болезненным, - Павел вспомнил, как ему на работе постоянно пеняли за его настырность. Там, где другой повоевав безрезультатно, в конце концов отступал, смирившись с неизбежным, Павел не успокаивался, и в результате нарывался-таки на неприятность. Так и теперь, получив уже достаточно щелчков по носу, и весьма болезненных, он продолжал делать то, что решил раньше, хотя самым благоразумным было все-таки повернуть назад.

На седловине обнаружилась маленькая каменистая площадка, от которой вниз тянулась узкая, хорошо обозначенная тропинка. Похоже, что с этой стороны склон был более обжитым и чаще посещаемым.

Павел приободрился. Больше ничего опасного вокруг не замечалось, и если бы не саднящие от ожогов лицо и руки, он, пожалуй, даже стал бы насвистывать, так как впереди отчетливо слышался шум водопада. Выбранное направление оказалось верным.

Перед тем, как резко повернуть налево, тропа снова упиралась в небольшую площадку, на которой росла одинокая старая береза. Дойдя до дерева, Павел в удивлении остановился.

- Ал лук мас, - прошептал он, глядя на разноцветные тряпочки, привязанные к ветвям. - Жертвенная береза.

Название неожиданно всплыло из памяти, хотя Павел и не был уверен, что произнес его правильно. Когда-то он читал о жертвенных деревьях у народов востока, исповедующих буддизм, и, казалось, прочно забыл об этом, но сейчас непроизвольно вспомнил, как будто утерянные знания только и ждали того, чтобы вернуться к нему в нужную минуту.

Многие пестрые лоскутки выцвели, первоначальный цвет угадывался с трудом, но были среди них и абсолютно новые. Самую нижнюю ветку украшал салатно-зеленый шнурок с колокольчиком. Колокольчик чуть раскачивался и мелодично звенел.

От водопада тянуло свежестью. Здесь, на площадке, его рев усилился, и, хотя падающая вниз мощная струя была еще не видна, воздух над расщелиной с ручьем искрился мелкой водяной пылью, образуя короткую радугу.

Павел постоял у священной березы, глядя на пеструю бахрому колышущихся вместе с листвой лоскутков, потом решительно вытащил из рюкзака аптечку и, разорвав длинную ленту бинта, привязал и свой дар на нижнюю ветку рядом с колокольчиком.

Место для ночевки Павел выбрал около тихого родничка в низине, защищенной со всех сторон от ветра большими базальтовыми валунами. Родник выбивался из-под серого булыжника вялыми пульсирующими толчками, образуя вначале неглубокий прозрачный бочажок, из которого потом спокойно вытекал узкий ручей.

Миновав в полдень водопад Три Ступени, и вправду напоминавший короткую крутую лестницу, Павел не задержался у ревущего каскада ни на минуту, стремясь как можно ближе подойти к Сухому хребту. Это ему почти удалось, но выбирать место для стоянки пришлось все же раньше, чем он рассчитывал, - сильно болело обожженное лицо, под прогоревшей тканью на локтях и колене тоже вздулись волдыри, идти стало трудно.

- Что же все-таки это была за пакость? - бормотал вслух Павел, стараясь бинтами осторожно обмотать саднящие участки кожи. - Так ведь и вовсе сгореть можно.

Но, бормоча все это вслух, про себя он тихо радовался, что не пришлось встретиться с испытаниями похуже. Что ни говори, а кроме птиц да пары бурундуков никто ему на пути не попался, не пришлось пускать в ход арбалет, в надежности которого он сильно сомневался, и значит, несмотря на боль, дела обстояли не так уж плохо.

Бросив в кипящую воду пачку гречневого концентрата, Павел взялся за нож, чтобы открыть банку тушенки. Есть хотелось смертельно.

После долгого дня ходьбы следует основательно подкрепиться, потом попить крепкого чаю, а после этого сразу завалиться на боковую, - завтра надо выйти пораньше, чтобы найти пещеру Алабеллы, а то как бы действительно путешествие не оказалось напрасным.

От мирных приготовлений к ужину Павла отвлекла внезапная, какая-то вакуумная тишина. Еще секунду назад в сонном вечернем воздухе раздавались слабые трески и шорохи, которые всегда слышны в лесу даже в очень тихую погоду, но сейчас все убаюкивающие сознание звуки исчезли, словно все онемело кругом, и это было настолько странным, что Павел, боясь лишний раз звякнуть, осторожно протянул руку, чтобы поставить банку на траву.

Он не успел закончить это простое движение. Уже знакомая сухость разлилась вокруг, ярче вспыхнул костер, и тут же, как будто горящая марля коснулась и так обожженного лица. Павел вскрикнул и выронил ставшую нестерпимо горячей банку. В следующее мгновение раздался мягкий, но ощутимо толкнувший в грудь взрыв, и Павел упал навзничь, инстинктивно пытаясь опереться на широко раскинутые руки, чтобы не удариться о землю затылком.