Далия Трускиновская - Деревянная грамота Страница 14

- А что, парнишечка-то, видать, убитый?

- Замерз до смерти, - отвечал Данила. - Ну, ступай с Богом, а я - к воротам. Тут и разойдемся.

Он неторопливо пошел по торгу, сторонясь зазывал. Нужно было так лениво пройтись, чтобы выйти к Никольским воротам не сразу и поменьше возле них околачиваться. Как знать - долго ли там Авдотьица расспросы вести станет?

Девка управилась быстро.

- Идем скорее! - велела она. И потащила Данилу за собой в самую гущу толпы.

- Ну, что? - спросил он.

- Где мои четыре деньги?

Монеты ждали, уже зажатые в кулаке. Авдотьица стянула рукавицу и спрятала туда свой заработок.

- Ну, как, приходили?

- - Лежит твой парнишечка... Я все, как ты учил, сказала: племянника ищу, мать у него выпить не дура, с таким же пьющим человеком связалась, боюсь - как бы он племянника не пришиб да не бросил под забором.

- Это ты хорошо выдумала, - подивился бабьей смекалке Данила. - И что смотритель?

- Вот, говорит, других парнишек нет. Поглядела я на него, Данилушка, веришь ли - слезы на глаза навернулись. Лежит, личико беленькое, волосики светленькие, рубашечка на нем вышитая... Знаешь ли что, Данила? Он дома был любимый сынок! Его чистенько водили! Значит, и мать должна сыскаться! Коли жива!

- Постой, постой! Ты что это говоришь?

- А то и говорю! Не из нищего житья парнишечка. И коли никто его не ищет - уж не порешили ли его родителей? Их убили, а он убежал, забился куда-нибудь со страху, да и замерз!

- Ого! - такое ни Даниле, ни конюхам на ум не приходило.

Вот тут уж концы с концами сходились. Старшие - родители ли, опекуны ли, - ввязались в темное дело с деревянной грамотой, из-за которой в трех шагах от Кремля чуть подьячего не убили. Может, и было где-то за высоким забором побоище, а парнишка успел убежать, да и книжицу с собой унес? За ним погнались и...

- И впрямь ты разумница! - убежденно сказал Данила. И тут же крепко задумался.

Как выяснить - было ли на Москве той ночью такое убийство, что бабу с мужиком и всех домочадцев злодеи порешили, а одно дитя пропало без вести?

Это могли знать только в Земском приказе - да и то вряд ли.

Хорошо, коли та семья с соседями ладно жила. Бабы чуть ли не каждый день друг к дружке в гости бегают - сразу злодейство и обнаружат. А если жила на отшибе? Тихо за бревенчатым забором - и слава Богу, скажут соседи. Время зимнее, печь остынет - мертвые тела и пролежат на холоде седмицу-другую, пока кто-то все же не догадается заглянуть.

С таким вопросом нужно было прежде всего бежать к Тимофею, Семейке и Желваку.

- Разумница, - согласилась Авдотьица. - Да только никто замуж не берет!

- Погоди, найдется и на тебя управа, - убежденно сказал Данила. - Тебе сколько лет-то?

- А двадцать второй годок пошел. Перестарочек!

Человек, более навычный с девками обращаться, сразу бы понял - такими веселыми словечками Авдотьица с парнем заигрывает. Но Данила только и знал, что краткую любовь Федосьицы, к тому же, голова у него сейчас вовсе не девичьим баловством была занята.

- Так это и неплохо, - в лад отвечал он. - Стало быть, ты уже не переборчивая, кто посватается - за того и пойдешь.

Авдотьица вздохнула.

И было с чего вздыхать! На торгу всякого народу довольно, и больших, и малых, а она идет - и на всех-то свысока глядит! Вот ведь Бог наказал не иначе, за родительские грехи...

- Ты не охай! Вот увидишь - и зимний мясоед кончиться не успеет, как жених посватается! - пошутил Данила.

Зимнего мясоеда всего-то оставалось две с небольшим седьмицы. А на Масленицу уже не сватаются и не венчают, потом - Великий пост, и все дела такого рода откладываются чуть ли не до Троицы.

- Ну, из твоих бы уст - да Богу в уши! - Авдотьица очень внимательно поглядела на парня. - Выйдет по-твоему - с меня подарок!

- Да что я тебе, бабка-ворожея?

- Не за то.

А за что - не сказала. Рассмеялась тихонько, махнула рукой - да и ушла в толпу.

Удерживать ее Данила не стал. У нее - в бане дела, ему - на конюшню бежать.

Нога побаливала. Но как мог - так и добрался.

Там его ждал Тимофей Озорной.

- Ну, как твой розыск?

Данила пересказал, что услышал от Авдотьицы.

- Разумница девка, - согласился Тимофей. - Но коли так - то и не придет никто за парнишкой.

- Авдотьица - не святое Евангелие, может и ошибиться, - возразил Данила. - Надобно каждый день проверять, не явился ли кто!

- И ее каждый день подсылать? Или ты сам убрусом башку обмотаешь и поплетешься, благо усов с бородой нет? - высказав такую мысль, Тимофей громко вздохнул и завершил загадочно: - А ведь придется!

- Чио придется? Мне - бабой рядиться? - изумился Данила.

- Нет, Авдотьицу подсылать.

- И платить ей всякий раз?

- Придется и платить...

Беседу эту они вели там, где обычно прятались, когда нужно было перемолвиться тем словцом, что не для посторонних ушей, - в шорной. Хотя и дверей она не имела, однако это тоже было неплохо - никто не подкрадется да ухом к щелке не приложится.

Там, где полагалось бы висеть дверь, вдруг встал во весь рост Богдаш.

- Ну, братцы, кажись, я на верном следу! В печатне-то переполох! Земский приказ их всех так трясет, так трясет - того гляди, и Грека на дыбу поднимут!

- Обидели приказных! - согласился Тимофей. - Теперь главное - не перестараться.

- Ты о чем это? - удивленно спросил Данила.

Тимофей и Желваком переглянулись.

- Лишней работы не сделать, - сказал Богдаш. - Пусть их потрудятся во славу Божию! Мы мешать не станем, а только присмотрим за ними. А как у них что путное появится - тут и мы к их дельцу пристроимся. Зачем же всем сразу одно дело делать?.. Ни к чему это, брат Данила!

* * *

Первое, что затеял Стенька утром, - осведомиться, не справлялся ли кто о замерзшем парнишечке.

Затеял он это сам, никого не предупредив, чтобы потом похвалиться своей ловкостью.

Парнишка одет был и выглядел не по-сиротски. Может статься, родные его уже вовсю ищут. И коли кто заглянет в избу, тая надежду, что тут парнишки все же нет, то надобно хватать того человека и тащить немедля в Земский приказ!

Полагая, что деревянная грамота - еретическая писанина, и не более, смотрителю сразу и не велели всякого, кто придет осведомляться о парнишке, задерживать и в Земский приказ доставлять. Однако нападение на Деревнина и Стеньку внесло в это дело свои поправки. Писанина-то была опасная! Что, как явится человек из печатни?

Стенька, не заглядывая в приказ, сунулся было в избу. И едва не столкнулся с высоченной девкой в коротковатой шубе, что спешила туда же. Он решил выждать, дать ей время приступить к расспросам, а там уж и ввалиться, чтобы поймать на полуслове. Опять же, вовсе не обязательно, что она пришла парнишку забирать - в Москве по ночам на улицах пошаливали, так что хранились чуть не с Рождества и иные покойники. Время от времени, поняв, что никто за этими горемыками не явится, их вывозили подальше, где потом, уже после Пасхи, всех разом отпевали и хоронили в общей могиле.