Дмитрий Калюжный - Эквиполь инженера Шилина Страница 14

Лишь в краткие минуты обеда он опять вернулся мыслями к тому, что произошло вчера. А произошло вот что: на его мобильный неожиданно позвонила тётка и сказала, что она уже в Стамбуле. Он просто не знал, что делать. Она звонила неделей раньше, и он ответил, что приезжать не надо. Что он сам приедет, когда сможет. Но она потащилась в такую даль, и вот, приехала. Что ему было делать?

С одной стороны, он не был обязан скрывать, где живёт. Он не боевик, а просто системный администратор, в свободное от легальной работы время выполняющий задания Организации. Но вот что он работает на Организацию, скрывать следовало. А в его деревне все знали! Пусть не он сам разболтал об этом, а дедушка Мустафа после встречи с серьёзными людьми, ездившими по деревням в поисках кадров для Организации. Хоть они и спросили о нём мимоходом, но ведь спросили. А дедушка Мустафа ужас, какой умный…

Поэтому Ахмед Беджи не любил, когда кто-то из односельчан приезжал к нему. Мало ли что ляпнут ненароком не там, где можно. Или назовут его при тех, кто знает его по этой жизни, старым именем. Тётка ведь не знает, что он теперь Ахмед Беджи.

С другой стороны, тётка есть тётка. Самая близкая в роду. Только через неё он получает весточки с родины, узнаёт, кто и как. И возраст у неё, и здоровье не те, чтобы откладывать встречи «на потом»… И он поехал на вокзал, а она была там не одна, а с дядей Мамедом, и пришлось придумывать, где бы посидеть незаметно…

И тут оказалось, что дядя Мамед теперь старейшина, потому что дедушка Мустафа умер! И ещё семеро умерли!

Он вспомнил слова тётки: «Просьбу старших надо уважать, сынок. Помни, ты курд!». Но что за бредятину придумал дядька Мамед?! Ехать в Москву, чтобы убить там какого-то русского. Будто у него без этого мало забот. Будто он умеет убивать. Они думают, раз он член Организации, то наверняка боевик и ему всё равно куда ехать и кого убить. Какой поверхностный взгляд! Эти наивные люди ничего не понимают в политике. «Их было два негодяя, Муршуд и Ши-лин, – сказал дядя Мамед. – Одного убьёт Саид, внук Мустафы. А наша семья поклялась убить Ши-лина».

«Ши-лин? Это китаец какой-то, а не русский», – возразил ему Ахмед. А тётушка ответила, что русский или китаец, это всё равно. Он сделал ядовитую водку, и должен умереть. Ахмед возмутился: «А зачем вы пьёте водку? Раньше никто не пил, а я и теперь не пью. И жив-здоров». А тётушка шлёпнула его ладошкой по губам: «Как ты смеешь судить старших?» А дядя Мамед спросил, не забыл ли племянничек Коран. Ахмед немедленно процитировал по памяти Суру 29:4: «Неужели те, которые совершают злые деяния, полагают, что они избегнут наказания? Скверно же они судят!».

Не стоило встречаться с тёткой. Сказал бы, что он теперь не в Стамбуле, и всё. Обманул бы её, многие годы заменявшую ему маму и папу, погибших, когда турецкая армия «зачищала» их район. Заставил бы старуху, сокрушённо качая головой, ни с чем ехать обратно через всю Турцию…

Однако, что теперь, всё-таки, делать? Самым правильным было бы подняться на лифте на седьмой этаж ТВС, а там пешочком ещё на два лестничных пролёта выше, и тихонечко поскрестись в дверь с табличкой «Вспомогательная служба». И ожидая, пока впустят, усмехнуться карандашной приписке внизу таблички: «Уборка крыш». Только причастные к их общему делу могли бы оценить чёрный юмор этой приписки.

А потом? Когда откроется дверь и сидящие там трое здоровяков в рабочих куртках, бросив игру в нарды, весело спросят, что ему надо и, услышав пароль, откатят в сторону стену, и он окажется в коридоре восьмого, скрытого от глаз посторонних этажа?.. Когда один из них доведёт его до кабинета Куратора?.. Когда Куратор, после вежливых вопросов о здоровье вопросительно замолкнет, ожидая объяснений?..

Неужели рассказать, что его тётка и все его дядьки в горной деревушке знают о его работе на Организацию? И попросить, чтобы они там как-нибудь съездили в Москву и убили этого русского? Нет, так делать нельзя. Ведь это кровная месть! Только член семьи может покарать кровника.

Придётся положиться на волю Аллаха.

2.

Лавр Фёдорович Гроховецкий родился аккурат в тот день, когда Советы, ведомые большевиками, захватили власть в Петрограде и свергли Временное правительство. Его отец, князь Фёдор Станиславович, этого переворота не принял. Не то, что он вообще отвергал перевороты, как инструмент политики, нет. Ни Керенский, ни быстро сменявшиеся министры его правительства не были князю Фёдору симпатичны, и он сам участвовал в попытке переворота, предпринятой Л.Г. Корниловым в августе того же 1917 года. Он смирился бы даже с властью Советов. Но вот именно большевики были ему почему-то особенно противны!

Ожидая, что также, как в августе большевики разгромили Лавра Корнилова, так теперь Корнилов возглавит разгром путча, совершённого Троцким и Лениным, князь Фёдор дал новорожденному сыну имя Лавр. Но – не сбылись надежды. Корнилов не стал победителем большевиков, а князю Фёдору не довелось стать воспитателем сына, поскольку погиб он под Екатеринодаром одновременно со своим кумиром, генералом Корниловым. Вдова с ребёнком осталась в Петрограде без средств к существованию. В конце 1919 она очень надеялась, что город освободит «дядя Коля», – генерал Юденич со своей армией, наступавший из Эстонии. Когда и эти мечты пошли прахом, она бросила город и уехала с ребёнком под Тверь, в деревню, где жил дальний родственник, князь Юрьев; он стал крёстным отцом Лаврика.

Однако спрятаться не удалось и тут. Новая власть реквизировала дом князя под свои нужды, а беззлобного богобоязненного старика оходили палками. Он ушёл от жестокого мира и постригся в монахи Старицкого Успенского монастыря; сюда же, в библиотеку, основанную двадцатью годами раньше попечительством монастыря, устроилась работать Елена Эдуардовна. Когда пришёл черёд религии, и под грохот падающих на землю колоколов к небу потянулись клубы дыма, несущие с собою обгоревшие страницы божественных книг, она бежала вместе с четырёхлетним сыном в Москву.

Здесь был другой мир. Здесь те же самые, казалось бы, большевики вели «поход на неграмотности»! Сельскую библиотекаршу из Старицы мигом назначили заведующей библиотекой имени многократно страдавшего от царизма товарища Достоевского, и дали ей с ребёнком комнату в том же доме на Чистых прудах, в квартире попавшей под уплотнение семьи паразита-дворянина графа Апраксина. Разумеется, о своём княжеском происхождении Гроховецкая никому не сказала ни слова, а Лавр, не по малолетству развитой, тоже помалкивал.

Дальше он жил, как все «дети совслужащих». Учился в школе; был принят в пионеры, а потом в комсомол. Увлёкся живописью и зодчеством, на общественных началах работал в творческой группе архитектора Щусева. Вдруг – а впрочем, почему «вдруг»? так и положено молодому человеку! – начал метаться. Разом занялся историей средневековья, физикой, в которой особенно желал постичь природу времени, и физиологией, а именно экспериментальной психологией.