Георгий Тушкан - Черный смерч Страница 141

«Анна вылетает вечером. Будьте готовы. Обязательно встретьтесь с Джимом у Скотта. Желаю успеха. Эрл».

Бекки сразу развеселилась: значит, Эрл и Дакир живы и бомбежка им не повредила. Она на радостях дала служанке пятьдесят долларов. Та вместо ответа подала коробку спичек. Бекки поняла и сожгла письмо. «Нас много, мы победим», — подумала она. Эти и подобные им мысли вдохновляли Бекки. За обедом она была очень весела и много смеялась. После обеда Бекки предложила членам комиссии, если, конечно, им позволяет совесть, подписать акт. Все охотно подписали.

Бекки отозвала в сторону Ганса Мантри Удама и передала ему подписанный экземпляр акта.

— На конгрессе вы поступите, как подсказывает вам совесть, — сказала Бекки. — Вы разоблачите тех, кто биологическими средствами борьбы уничтожает зеленые богатства Индонезии, кто создает голод! Вы полетите в «Дугласе» Ван-Коорена до Сингапура. Оттуда отправитесь на рейсовом самолете в Сайгон, а из Сайгона — на Тайван, в город Тайнань. Там на американском «Чайна-клипере» полетите в Америку.

— Но ведь преподобный Скотт еще не подписал…

— Он и не подпишет, так как он американской ориентации, — пояснила Бекки.

Она могла бы добавить, что миссионер Скотт — агент Пирсона и Дрэйка, но Бекки понимала, что ей не следовало говорить это ученому. Лишь бы он поскорее выехал и не встретился с агентами Ван-Коорена, которые могут этому помешать.

— Сказать об агродиверсионной деятельности Аллена Стронга, возглавляющего поход против мира и человечества? Вы так советуете?

Это были ужасные мгновения для Бекки. В глубине души она верила в честность и неподкупность отца. Но именем Аллена Стронга назывался институт. Это имя стало синонимом агродиверсии даже для скромного ученого в далекой Индонезии.

— Да, так и объявите, — сказала Бекки.

Как ни странно, вместо ожидаемого упадка духа мысль: «Я борюсь за него, выступая против него», впервые со времени посещения «гнезда» родила у Бекки уверенность и жажду борьбы. Как ей не хватало Джима, который все бы объяснил и успокоил ее!

Бекки составила радиограмму для Ван-Коорена о вылете Удама. Она даже поехала проводить ученого на аэродром.

— Что бы ни случилось, — сказала Бекки на прощанье, — я верю, что вы патриот своей родины и ученый с мировым именем — будете говорить и действовать, как подобает честному человеку в борьбе за мир. Обещайте мне это!

Ганс Мантри Удам дал обещание не из-за просьбы Бекки, а оттого, что такое поведение подсказывала ученому его совесть.

«Дуглас» улетел.

После этого Бекки вернулась в отель и заказала билеты на утренний пароход в Джакарту для всех членов комиссии. Свою задержку она объяснила срочным поручением отца.

Через два часа наемная машина доставила ее за город к дому миссионера Эмери Скотта. Еще со слов дедушки Вильяма Гильбура она составила себе представление о миссионере Эмери Скотте, как о скромном человеке, стремившемся во имя бога помочь обездоленному народу. После беседы с Яном Твайтом и Ван-Коореном Бекки изменила мнение об Эмери Скотте. Он был не простым миссионером, а преподобным Эмери Скоттом, к тому же, по-видимому, крупным капиталистом и биржевиком. Но даже Бекки, уже не заблуждавшаяся относительно истинного лица преподобного Скотта, удивило роскошное убранство комнат его «кратона», то есть дворца. Видно было, что Скотт не стеснял себя. «Интересно, что он за человек», — подумала Бекки. Ей пришлось ждать недолго.

В комнату степенно вошел высокий, полный мужчина в белой сутане, с золотым крестом на груди. Роговые очки не смягчали пристального, даже колючего взгляда его больших темных глаз. У него были крупные черты полного бритого лица. Прямой мясистый нос торчал чуть ли не перпендикулярно к лицу. Тяжелый подбородок Скотта тоже был выгнут вперед. У Бекки сразу создалось о нем впечатление, как о человеке властном, хитром, энергичном и очень уверенном в себе.

Подойдя к Бекки, поднявшейся навстречу, он улыбнулся и протянул руку. Бекки растерялась, не зная, как ей надлежит здороваться, и вложила руку в его огромную ладонь. Скотт взглянул на Бекки чуть удивленно и жестом пригласил сесть. Сам он сел на соседнее кресло у стола, откинулся и, сложив руки на животе, принялся перебирать крупные янтарные четки.

После первых слов о здоровье он спросил о неизвестном Ридьяле, и Бекки, чтобы не попасть впросак, сделала озабоченное лицо и не ответила на вопрос. Она сразу же заговорила об акте и вынула из сумки третий экземпляр подписанного акта.

Скотт протянул к акту полную загорелую руку, поднес акт к очкам, рассматривая подписи членов комиссии, потом положил на стол и прикрыл ладонью.

— Хотя я и друг Гюнта Ван-Коорена и всегда готов помочь (тут последовала латинская поговорка: «Платон, ты друг мне, но истина дороже»), но мне, служителю церкви, кривить душой и обманывать людей нельзя, — сказал Эмери Скотт, глядя прямо перед собой.

Скотт подробно рассказал о размерах бедствия и подчеркнул, что широкая государственная помощь необходима, и если Голландия не может ее предоставить, то святейший папа уже дал указание помогать пострадавшим христианам или желающим стать слугами Христовыми. Для этого будут использованы средства Ватикана, а особенно помощь добрых жертвователей. Правда, Гюнт Ван-Коорен возражает против притока американских капиталов, могущих облегчить судьбу страждущих, но задача спасти заблудшие души малайцев превыше всего, и не следует питать зависть к ближнему, тем более к Мак-Манти, Пирсону и Дрэйку.

Бекки не ошиблась, предсказав Гансу Мантри Удаму, что Скотт не подпишет акта. Бекки было ясно, что всем командуют Пирсон и Дрэйк и «Банк святого духа» — только ширма.

— Конечно, надо помочь голодающему народу, — сгоряча отозвалась Бекки, вместо того чтобы повторить слова Ван-Коорена о том, что всякий, кто выступает против акта с разоблачениями, дает повод «красным» говорить о разбойничьей сущности капиталистического хозяйствования в колониях.

Эмери Скотт начал было говорить, вдруг запнулся, внимательно посмотрел на девушку, будто увидел ее в первый раз, и пересел на другой стул, против Бекки. Теперь уже он не сводил с нее глаз. Пальцы его стали быстро перебирать янтарные четки.

— Я ваш пастырь, Анна. Расскажите мне о днях, проведенных вами в плену. Мои люди докладывали о многом, и я хочу проверить их правдивость.

Бекки в душе послала Скотта ко всем чертям, но с готовностью кивнула головой, соображая, с чего начать.

Скотт распорядился подать ликер и, когда слуга принес, собственноручно налил две высокие узкие рюмки.