Владимир Михайлов - Советская фантастика 80-х годов. Книга 2 (антология) Страница 142

Я спросил о Жанне. Жанна, узнав правду, приходила в больницу, но я лежал без сознания. Несколько дней назад Жанна улетела на Латону, оттуда на Землю. Перед отлетом она великолепно справилась с монтажом «трехмиллионника». Она играла на могучих антигравитаторах, как на клавиатуре рояля. Цистерна с тремя миллионами тонн сгущенной воды плыла от космопорта к новому энергоскладу, как легкий воздушный шарик. Антон внезапно рассердился.

— Никогда не прощу тебе, что она улетела! — закричал он. — Ты знаешь, какие мне суют теперь сепарационные пластинки? Посчитаемся после выздоровления. Хорошего не жди! Выздоравливай поскорей!

Они ушли. Я закрыл глаза, вспоминал, огорчался, радовался. То, что Жанна не захотела оставаться на Урании, было, вероятно, хорошо, а не плохо. Многое соединяло нас, еще больше разделяло, я не мог разобраться во всей этой путанице.

И настал день, когда — пока на костылях — я смог выбраться в столовую. К моему столику присел Чарли, деловито пробежал глазами меню, заказал, естественно, омлет с овощами и апельсиновый сок и порадовал:

— Вчера с Латоны ушел на Землю рейсовый звездолет «Командор Первухин». На нем отбыл Рой Васильев. Он передает тебе привет.

Олег Лукьянов

ПРИНЦИП НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ

Повесть

Сегодня перед рассветом я взошел на вершину горы, и увидел кишащее звездами небо, и сказал своей душе: «Когда мы овладеем всеми этими мирами Вселенной, и всеми их усладами, и всякими знаниями, будет ли с нас довольно?» И моя душа сказала: «Нет, этого мало для нас».

ГЛАВА 1

«…таким образом, применение принципа в самообучающихся распознающих системах открывает практически неограниченные возможности и для их дальнейшего совершенствования».

Профессор поставил точку и, откинувшись в кресле, с наслаждением потянулся. Ну вот теперь, кажется, все. Теперь идея доведена до полного блеска. Остается как следует преподнести ее конгрессу. Именно как следует, чтобы сразу взяло за живое. О действующей модели сначала, разумеется, ни слова. Как будто ее и нет. Сначала только теория. А теоретическая часть, что ни говори, хороша! С этакой сумасшедшинкой, способной привести в недоумение даже очень раскованный ум. Это что за странная формула? Как можно ставить знак равенства между частями, значение которых, как только что заявил сам автор, нельзя определить точно? Оказывается, можно? Так, так… любопытно… гм… в самом деле! Ну что ж, теория изящная, но какое практическое применение она может найти, если нельзя составить заранее ни одного алгоритма? Какое? А вот какое… А ну-ка, Володя, подкатите поближе установку. Сейчас мы вам продемонстрируем, уважаемые коллеги…

Профессор встал и, закинув руки за спину, принялся прогуливаться по кабинету, улыбаясь собственным мыcлям. Вот что значит настойчиво следовать поставленной цели! Правильно говорил Эдисон: два процента вдохновения и девяносто восемь — пота. А ведь сколько было колебаний, сомнений, доводящих порой до отчаяния! Сколько раз казалось, что впереди тупик, и хотелось бросить все к черту. Но какая-то струна внутри дребезжала, не давала покоя, говорила: «Иди! Иди и найдешь». И ведь нашел! Как там сказал классик? «И гений, парадоксов друг…»

Профессор распахнул настежь окно и с удовольствием вдохнул свежий утренний воздух, пропитанный солнечным светом. Небо-то какое голубое! Ах, красота! Внизу гремела, сверкала, переливалась бликами весенняя улица. Ветер нес над крышами тополиный пух. Одна из пушинок залетела в окно, закружилась и стала зигзагами опускаться на пол. Повинуясь внезапно вспыхнувшему детскому инстинкту, профессор повернулся и хлопнул ладонями в воздухе, ловя пушинку.

В ту же секунду, вздрогнув, он опустил руки. Это что такое? В кресле для посетителей сидел, положив ногу на ногу, словно давно дожидаясь, молодой человек лет двадцати восьми, сухощавый, симпатичный, в просторной бархатной куртке. Профессор нахмурился, с недоумением разглядывая непрошеного гостя, но сказать ничего не успел, так как тот опередил его. Он с улыбкой поднялся, отталкиваясь руками от подлокотников, как-то очень изящно поклонился и сказал неожиданно звучным, красивым баритоном:

— Прошу извинить, что побеспокоил, Анатолий Николаевич, но я к вам по чрезвычайно важному делу, очень для вас интересному.

В его манере держаться и говорить — простой, обезоруживающей улыбке, четкой дикции, самих движениях — было что-то артистическое, действующее на воображение, и молодой человек, очевидно, хорошо знал это. Профессор неодобрительно покачал головой, начиная кое о чем догадываться.

— С телестудии?

— …Нет… не совсем, — чуть помедлив, сказал посетитель, и улыбка на его лице чуть пригасла.

Профессор только хмыкнул на этот не очень-то вразумительный ответ и, обогнув стол, уселся в кресло.

— Вообще-то говоря, принято хотя бы постучать, прежде чем войти, — сдержанно сказал он, окидывая взглядом покорно стоявшего перед ним посетителя.

— Изобретатель? Не похоже… — Ну, садитесь, раз уж явились. Что у вас там за срочное дело…

— Благодарю…

Молодой человек пододвинул себе кресло и сел, сцепив на коленях руки.

— Дело у меня очень необычное, — начал он, немного подумав, — можно даже сказать, из ряда вон выходящее, фантастическое дело.

Он поднял голову и выжидательно посмотрел на профессора, как бы примеряя, какое впечатление может произвести на неподготовленного человека столь неожиданное начало.

— Я вас слушаю, — сказал профессор.

— Как бы вы поступили, если бы к вам пришел некто и заявил, что имел встречу с…

Он снова замолчал, не отводя от профессора внимательного взгляда, и не торопясь закончил:

— …с разумным существом внеземного происхождения?

Профессору сразу стало скучно. Еще один «тарелочник»! Сколько их сейчас развелось!..

— Дело действительно нешуточное, — сказал он, усмехнувшись. — И какие же факты предъявил бы ваш «некто» в подтверждение этой замечательной встречи?

— Никаких. Факты были предъявлены только ему. Абсолютно неопровержимые, убедительные, так что не остается ни малейших сомнений в том, что это было действительно внеземное существо, а он может лишь подробно рассказать об этих фактах и самой встрече.

Профессор с интересом разглядывал собеседника. Что же это, однако, за экземпляр? На сумасшедшего тоже как будто не похож.

— Слабовато, — резюмировал он после минутного размышления. — Ведь его просто-напросто могли мистифицировать. В наш искушенный век изобразить пришельца, я полагаю, не труднее, чем подделать печать какого-нибудь Общества спасения на водах. Об этом ваш некто не подумал?